«Классовая ненависть». Почему Маркс был не прав

Если уже при обычном разделении труда ослабление или исчезновение прежде бывших общими умений иногда, при особых обстоятельствах, ощущается как несчастье, то несравненно больше чувствуется то же самое в сфере существенных функций, которые, строго говоря, должны быть неотчуждаемы. Как только образовалась специальность булочников, семьям, по крайней мере в городах, не стало выгодным печь хлеб дома, и даже в деревне исчезают в семьях слабые остатки этого знания. Но вот происходит стачка булочников, и недостаток обнаруживается! Даже плохое знание ремесла дает иногда возможность отдельной личности вернуться, до известной степени, к первоначальному состоянию и уметь самой позаботиться о себе. И что при обыкновенном техническом разделении труда по правилу необходимо, а при нормальных обстоятельствах – вполне сносно, то может стать совершенно несносным, если вообразить, что оно распространяется на существенные атрибуты полного человека. Сюда относится прежде всего вооруженная оборона, которая никогда не может быть вполне перенесена на другого без сохранения за собой возможности личной самозащиты; в противном случае, здесь всегда получается состояние раба, как неизбежное следствие. Но сюда же относится и попечение о собственном и общественном праве; следовательно, необходима та мера разумения и познаний, которая требуется для осуществления своих притязаний или для самозащиты от чужих притязаний.

Усложнившиеся сношения, по-видимому, делают невозможным такое вооружение знанием отдельной личности; однако сложности касаются только особых областей права; но даже и внутри этих областей всякая личность может освоиться с технической стороной дела по меньшей мере так же хорошо, а часто даже лучше, чем ученый и занимающий чиновную должность юрист. То преимущество, которым обладает последний, относится вовсе не к техническим разнообразиям, для которых он сам всегда берет себе в помощь так называемых сведущих в деле людей; оно относится лишь к традиции учения о праве, которое стало чуждо общему сознанию и выродилось в часто совершенно запутанную, крючкотворную систему, бедную действительно солидным материалом. Несмотря на это, до сих пор еще нельзя угадать, как будет перейдена вредная пропасть, вырытая с течением времени между ученой юриспруденцией, с одной стороны, и искусственно созданным невежеством публики, с другой – без предварительных глубоких изменений в обществе и в его духовном состоянии.

3. Поэтому если смотреть на ученое юридическое сословие как на предварительную социальную необходимость, то является лишь вопрос, насколько хорошо отвечают главной цели те коррективы, которые созданы против его политической зависимости и против его неправильных поступков. Где существует несменяемость судей, т. е. исключен против воли судьи осуществляемый перевод с места на место, там как будто бы существует и некоторое ручательство за известную меру независимости. Однако ведь пока не исключены еще повышения на лучшие места, а также перемещения на высшие лучше оплачиваемые посты; исключение всего этого представило бы свои практические трудности и вовсе не отвечает намерениям политических властей. И теперь неперемещаемость против воли и несменяемость, конечно, служит защитой правомерно настроенного судьи только против косвенного давления правительства, причем, конечно, остается в силе возможность дисциплинарного устранения должностных лиц, а оно должно применяться по отношению к чиновникам; но указанная несменяемость вовсе не спасает публику против таких судей которые сами склонны угождать желаниям правительства или партии.

Сюда присоединяется еще, что в уголовных делах судья вовсе не является хозяином преследования по суду. Судья только тогда может что-нибудь сделать, когда ему препроводит дело совершенно зависимый представитель политического управления – прокурор; этот произвольно сменяемый чиновник ведомства юстиции, который в особых случаях обязан даже прямо следовать указаниям своего министра насчет вмешательства или невмешательства в дело, в остальных же случаях может лично и совершенно произвольно решать, назначить или не назначить производство дознания. И совершенно не во власти судьи потребовать к своему столу виновного, которого пожелает вырвать из рук его политическая власть. Что же в таких случаях может сделать несменяемый судья или даже присяжный суд там, где оба они не в состоянии по собственной инициативе привлечь к суду преступника?