Как дурно выполняется юстиция, пришедшая в упадок в особенности со времени средневековья и поповского режима, об этом свидетельствуют попытки контроля, которыми думали помочь делу. Сюда относится замена тайного письменного производства устным гласным производством в главной части процесса. При этом формальное предварительное расследование, а также и все дальнейшие предварительные стадии до дачи публичных свидетельских показаний остаются еще инквизиторской тайной и отягощены стародавней, сверхмерной перепиской, тогда как в решающей части процесса письменное закрепление сведено к слишком малым размерам.
Во времена, когда народ еще почти не умел читать и писать, любили чисто актовую юстицию, принцип которой состоял в следующем: то, чего нет в актах, судья признает несуществующим. И вот теперь, когда чтение и письмо весьма широко распространены, а в наиболее образованных странах сделались даже совершенно общим явлением, культивируют странный смешанный режим с его почти вполне изустным заключением процесса, удобным для всяких неопределенностей и для затемнения сути дела, которую характеризуют лишь в беглых выражениях. Для чего же служат обширнейшие следственные акты, если они принципиально не должны служить руководством для постановляющего приговор судьи? Уже по одним этим противоречиям процесса, полного странностей и непримиримых вещей, видно, что даже введение устности и публичности в качестве контрольного средства было только полумерой. Где необходима была бы для контроля известная мера письменного производства, там её теперь большей частью не хватает; а где письменное производство, как, например, в предварительных стадиях, должно было бы служить лишь вспомогательным средством для подготовительных сношений между чиновниками и для достижения первых точек опоры, там им роскошествуют по старой актовой и протокольной манере.
Итак, принципиально отвергнутая старая инквизиция с её бесконтрольной таинственностью, еще налицо в весьма значительной мере и составляет сильный контраст с привитой к ней публичностью. Но и эта публичность теряет в силе контроля при современном состоянии печати, так как всеми её выгодами пользуются партии или иные категории. Запутанные жизненные отношения возбуждают в публике лишь малое участие, даже если дело идет о важнейших обстоятельствах. Партийные отчеты, замалчивание или искажающая окраска – вот в чем довольно часто оказывается весь итог прославленной публичности. Таким образом, и социально все содействует тому, чтобы даже незначительный контроль над юстицией, действительно существующий, сделался двусмысленным или случайным.
4. О частном праве и гражданском процессе, который уже по названию своему должен быть публичным, так называемое общественное мнение, по общему правилу, заботится весьма мало. Сама публика, которая в отдельных случаях, т. е. в каждой отдельной своей личности, является здесь действительно заинтересованной материально и на довольно продолжительное время, – эта публика оказывается практически и фактически еще в большем убытке, нежели в каких-либо уголовных делах, хотя в них она большей частью участвует только косвенно и может иметь к ним только общий интерес. В делах гражданского права и бесправия, за исключением пустяковых дел, она предоставлена не только монополии, но прямо принудительному и исключительному праву адвокатуры и её полной опеке. Адвокатское принуждение есть одно из наихудших зол. Если принять еще в расчет сильное оевреение адвокатского сословия, которое близко к тому, чтобы перейти почти в исключительное владение крещеного и некрещеного еврейства, то можно будет оценить, как охраняются частные интересы и интересы собственности и на какие приемы юридической защиты они могут рассчитывать. Но и без адвокатского принуждения всегда существовала бы необходимость в запутанных случаях приглашать социально образованных адвокатов. Сюда присоединяется еще, что эти адвокаты должны пройти государственный курс университетских занятий и судебной практики, а также сдать государственные экзамены. То, что неуместно называют свободой адвокатуры, есть не больше, как возможность где-нибудь, когда выполнены все необходимые условия, открыть, так сказать, адвокатскую лавочку.