Игнасио пробирался меж поваленных временем и ядрами памятников, чувствуя во всем теле ту ловкость и легкость, которые появляются, когда человек добился-таки, наконец, давно и страстно желаемого. Он ощущал себя одновременно змеей, охотником, волком и разведчиком, весь мир казался ему доступным и открытым. Ноздри его жадно втягивали морозный сладковатый воздух, а уши наслаждались скрипом снега, как лучшей на свете музыкой. Неожиданно к скрипу его шагов присоединился другой скрип, причем повторявший его собственный с удивительной точностью и отстававший всего лишь на несколько мгновений. Игнасио даже проверил: да, ровно три секунды. Он сбавил темп, и невидимка тотчас под него подстроился. Затем Игнасио ускорил шаги — и снова то же самое. Но впереди уже темнела арка кладбищенских ворот. Оттуда надо было свернуть вправо, миновать замок Альхаферия, пересечь мадридскую дорогу и — самое трудное — пробраться незамеченным вдоль берега Эбро; мальчику казалось, что пройти сквозь кольцо блокады проще всего именно по самой кромке берега, укрываясь в прибрежных кустах. Игнасио уже заранее представлял себе все красоты предстоящей ему дороги, особенно величественный замок мавров, над куполом которого несутся тяжелые, темные, чреватые снегом тучи — и радовался свободе. Четырнадцать лет жизни в жесткой атмосфере испанского двора казались ему теперь сном.
И, воодушевленный своей новой вольной жизнью, Игнасио перестал обращать внимание на скрип сзади, до того ли теперь? Он вышел за ворота и быстро сориентировался по французским бивачным кострам. «Если что, скажу, что я француз, который, естественно, хочет убежать из этого города, — подумал он, и, несказанно обрадовавшись своей выдумке, даже стал придумывать, какое бы взять себе имя. — Сказать де Салиньи? Нет, опасно, Клаудита была человеком все же достаточно известным… — Он стал перебирать все прочитанные французские романы и остановился на звучном имени господина де Рамьера. — Итак, я назовусь Оттавио де Рамьером, сыном французского собирателя древностей, которых тут должно быть полно. Отец не может оторваться от своих коллекций, а мне жизнь дорога, я молод, я хочу вернуться в Париж… Нет, в Париж это слишком, лучше чего-нибудь попроще… В какой-нибудь Гренобль, да в Гренобль…»
Увлекшись сочинением своей новой биографии, Игнасио даже не заметил, что рядом с ним движется еще одна тень, почти неотличимая от его собственной. Но вот тень метнулась ему наперерез, и тропинку загородил неизвестно откуда взявшийся человек.
— Что ты все идешь и бормочешь, идешь и бормочешь, как чокнутый! — возмутился незнакомец. — А француз — раз! И все твои планы тю-тю! Тоже мне разведчик!
Игнасио одновременно опешил и оскорбился. К тому же, голос у стоявшего перед ним мальчишки был высоким и противным.
— Послушайте, сеньор соглядатай, — как можно презрительней обратился он, — ступайте своей дорогой и не мешайте людям делать настоящее дело.
— Дело! — Нисколько не обидевшись на «соглядатая», воскликнул мальчик. — Так дела не делаются. Впрочем, нечего нам тратить время на разговоры. — Он задрал голову к небу, отчего широкополая шляпа со свисающими лентами чуть не свалилась, и незнакомец быстро и опасливо нахлобучил ее еще ниже. — Тучи скоро пройдут, а при луне мы окажемся, как на ладони.
— Мы?! — не поверил своим ушам Игнасио. — При чем тут вы?
— А при том, дорогой сеньор Игнасио, что один вы не доберетесь и до Альхаферии, потому как французы его уже почти обошли, и вы попадетесь прямо к ним в лапки.
Игнасио с нескрываемым любопытством посмотрел на своего столь неожиданного компаньона. Мальчику было на вид лет тринадцать. Узкие штаны коричневого сукна, черные чулки и башмаки из бычьей шкуры, жилет с квадратным вырезом, толстая куртка и крестьянский кушак с прорезными карманами составляли его костюм, а лицо, на котором не было и намека на пух над губой, казалось нежным, как у девочки.
— Откуда ты знаешь мое имя? — вдруг решив, что можно перейти на «ты», на всякий случай спросил Игнасио, заранее уверенный, что ответа не получит. Наверняка, это один из местных, которые болтаются по городу и окрестностям целыми днями и знают все про всех. А тем более, их здесь так торжественно встречали, и дон Рамирес — фигура не из последних. Но мальчик ответил совсем не то.
— Я знаю о тебе давно, еще с Мадрида… Но хватит вопросов. Сейчас свернем чуть правее и через холмы. Иди след в след.
— Но в таком случае скажи мне твое имя.
— Мое имя? Но оно ничего не изменит. Пусть будет хотя бы… Мусго.
— Что за дикое имя? Это же какой-то лишайник…[159]
— Мне нравится — этого достаточно. Ты следи за правой стороной, а я за левой. Пошли.
И мальчик пошел вперед быстрым скользящим шагом, так что Игнасио едва поспевал за ним.