Клаудиа, или Дети Испании

После чего сам впереди всех бросился к месту разгоревшегося невдалеке сражения. Если бы генерал Реновалес врезался в самую гущу схватки всего лишь несколькими минутами позже, то, скорее всего, у Педро от его валлонцев не осталось бы в живых ни одного человека. Теперь же французам, в конце концов, пришлось спешно отступать, неся большие, а главное, ничем уже не оправданные потери. Неожиданная атака была отбита и, как ни странно, достаточно малой кровью. Уже через час после начала инцидента Педро построил своих людей и доложил генералу Реновалесу:

— Французская пехота силами одного полка пыталась осуществить неожиданный прорыв обороны. Рота валлонцев преградила им путь. Благодаря вашей своевременной поддержке, сеньор генерал, французов удалось не только остановить, но и отогнать с уроном на прежние позиции. Потери среди валлонцев: четырнадцать человек убитыми и тридцать два ранеными. Есть тяжелые, — нехотя добавил он. — Дежурный офицер лейтенант Педро Сьерпес.

— Благодарю, лейтенант. Вы выполнили свою задачу с честью. Но почему не ударили в набат? Это могло плохо кончиться. Что было бы, если бы я не оказался поблизости?..

Педро замялся только на мгновение, понимая, что нельзя говорить ни «Не успел», ни «Не хотел тревожить…», но в следующее мгновение бодро ответил.

— Мы бы не пропустили их, сеньор генерал.

— Вы и так потеряли треть своего состава, а могли потерять всех. Я считаю это излишней бравадой, лейтенант. Впредь постарайтесь бережнее относиться к людям, если хотите продолжить карьеру офицера. К счастью, сейчас все кончилось хорошо, и я видел, с какой доблестью дрались вы и ваши люди. Иначе, лейтенант, я отдал бы вас под стражу и лишил командования. Кстати, а где генерал-капитан? Он не ранен? Пожалуй, впервые я не вижу его в такой опасный момент…

Педро молчал. Молчали его валлонцы. Молчал Локвакс. Но какая-то женщина из толпы, как всегда после боя собравшейся неподалеку, звонко крикнула:

— Наш красавчик-генерал венчается в соборе с Артиллеристкой!..

— Как венчается!? — изумился Реновалес, который настолько ревностно занимался обороной города, что был не только в стороне от всех внутренних течений, имеющихся при каждом штабе, но даже и не подозревал, что в разбитом полуголодном городе кто-то может думать теперь о чем-либо ином, кроме обороны. — В такое время он устраивает праздники!? — Все вокруг опустили головы. А Реновалес недоумевал все больше. — Главнокомандующий венчается, а в это время французы чуть не врываются в город. Отлично, отлично… Теперь мне все ясно, я понимаю вас, лейтенант. Вы не хотели беспокоить начальство и готовы были положить ради этого всю свою роту!..

Вдруг толпа раздалась, и со вздохом восторженного изумления, с каким всегда встречала своего любимца, пропустила вперед графа Аланхэ в столь непривычном, давно забытом парадном мундире.

— Что здесь происходит? — спокойно потребовал дон Гарсия.

— Что здесь происходит?! — зло переспросил Реновалес. — А то, что пока вы изволили венчаться, господин главнокомандующий, французы едва не ворвались в город. И вот этот бравый молодец, потерял треть состава своей роты, лишь бы не беспокоить вашу честь.

Нависло тяжелое грозное молчание. Аланхэ побледнел.

И вдруг в полной тишине Педро выступил на шаг вперед и громко и отчетливо произнес, глядя прямо в глаза генералу Реновалесу:

— Честь генерал-капитана настолько безупречна, что каждый из нас почтет высочайшей наградой подтвердить это ценой своей жизни.

Ренолвалес от такой неожиданности на мгновение даже растерялся. Несколько секунд он в недоумении переводил взгляд с решительных глаз Педро на упрямо набычившиеся остатки валлонцев за его спиной, но потом, повернувшись к Аланхэ, спокойно произнес:

— Приношу свои извинения, граф, я, кажется, погорячился. Беру свои слова обратно. Но ситуация и в самом деле была критической. Поздравляю вас… и… сеньору Клаудиу… И дай вам Бог хотя бы немного счастья в эти дни.

— Спасибо, генерал, — тихо ответил Аланхэ и протянул генералу руку. — Будем друзьями…

* * *

Через несколько дней, двадцать второго января в городе прошел слух, впрочем, к вечеру ставший уже неопровержимым фактом, что Наполеон сменил на посту командующего осадным корпусом маршала Жюно маршалом Ланном. Большинству горожан это имя ничего не говорило, но в душе Клаудии оно всколыхнуло светлые воспоминания о бале в замке д'Альбре и о человеке с открытым мужественным лицом, полным рыцарства и остроумия. И в ней помимо ее воли вспыхнула вдруг надежда. Все может измениться, варварские бомбардировки и голод прекратятся, ведь недаром Ланн носит прозвище нового Роланда. В тот вечер она была почти весела. Она прибежала домой, чтобы поделиться такой радостью с Игнасио. Мальчик в последнее время совсем ослабел, но еще не хотел признаваться себе в этом, однако Клаудиа опытным взглядом уже явственно замечала в нем все признаки подступающей страшной болезни.

— Ты же помнишь его, правда? Он, по крайней мере, непременно позволит вывезти всех больных и раненых!