Клавесинщица

– Да учили меня всякому. В училище.

– Умеешь уже, значит? – хитро сощурился он.

– Что?

– Чему тебя там учили?

– Ну, я вот умею отличать корнет от сесквиальтра.

– Чо это?

Она хмыкнула:

– Тебе правда интересно?

– Конечно! – Валера был нелюбопытен, но умные слова ему нравились.

И Ленусик привычно запела ему свою долгую сказочку про орган, меха, трубы, регистры и всё бахово племя. Трелью разливалась про барокко и романтизм, покуда у Валерки не остекленели глаза.

Спохватилась только когда гостюшко стал поглядывать на время, желая поскорее свалить.

– Ох, Валера, это так скучно, наверное!

– Ну да, такие умные, что аж страшно, – как-то язвительно ответил он.

Шёл уже восьмой час, и, надежды что этот парнишка проведёт ночь у неё, не оставалось.

– Ой, а давайте кофе выпьем?

– На дорожку можно, – кивнул ей ухажер.

Его слегка мутило от чекушки коньяка, которую он вылакал по дороге, зная, что отправится к пацанам в бар сразу после этой приставучей женщины.

Ленуся встала из-за стола варить кофе, предложив своему гостю посмотреть заранее подготовленный альбом с фотографиями её концертных выступлений, который нашёлся тут же, на кухонном подоконнике.

Это было странно даже для неё, но Валера послушно начал листать тяжёлую книгу, шуршал калькой, вставленной между картонными страницами.

Внимательно прислушиваясь к происходящему за спиной, Ленуся возилась с кофеваркой, проделывая этот фокус много раз, она все равно боялась, что её поймают за руку.

Клофелин она подворовывала у своего профессора и пользовалась им с целью угомонить клюющую мозг маман. Та, переехав на дачу, частенько заявлялась в гости. Пару раз поила им незадачливых женихов, которые наутро просыпались в её в постели с тяжёлой головой и полным непониманием происходящего, а ласковая Ленуся нежно ухаживала за «похмельным». Кавалеры чисто по инерции захаживали на адресок ещё пару-тройку раз, но это так ни к чему и не привело.

Сделав кофейку, она всыпала в чашку толчёные таблетки, лежавшие в бумажном свёртке, и певуче спросила:

– А сколько сахарку класть?

– А давай две. Или три.

Лена послушно наковыряла ложечкой сколько просили, и начала тихонько помешивать, другой рукой доставая из верхнего ящика бутылочку с вискарём.

– А что это, это зачем? – Валерка внимательно следил за невесть зачем взявшимся алкоголем.

– Ирландский кофе будем пить, с виски, – объявила Ленуся, и щедро плеснула и себе, и гостю.

Валерка выхлебал всю чашку с упоением. Пока девушка забалтывала мужичка благодарностями, рассказывая всякую чушь про приходивших безруких ремонтников, он кивал, даже медленно поддакивал.

И как-то вдруг замолчал, осев.

Валера сидел, тупо переводя взгляд по столу, оглядывая тарелки и лежащие на скатерти руки. Ленуся, внимательно наблюдая, запричитала:

– Ах, что это, давление упало от виски, идём, идём, надо прилечь.

Голос её стал натянутым, а речь настолько лживой, что и пятиклассник бы не поверил.

Ленуся, обойдя стол, тронула Валеру, пытаясь поднять под локоток.

Тот встал, и, плохо соображая и чувствуя, что надо срочно уходить, сделал шаг вперёд, рефлекторно отмахнувшись от надоедливой бабы так, что та врезалась в холодильник.

Ленуся охнула, а гость медленно, словно под водой, начал падать, мягко подгибая непослушные ноги.

Упал громко.

Ленуся замерла, не понимая, что происходит. Обычно, клофелин действовал не так быстро, она успевала довести человека до комнаты, посадить на диван или кровать, а дальше уж как приходилось. Но вот так сразу никто не отключался. Откуда ей было знать, что Валерка накидался коньяком в невесть откуда взявшемся «красном-белом», выросшем, как мухомор, возле проходной.

Опасливо выждав минутку, она опустилась на колени, заглянув ему в лицо. Мужчина лежал на животе, своротив голову на бок, щека уютно смялась, делая мордочку по-детски беспомощной и сонной.

Глаза оказались полуоткрыты. Валера смотрел прямо на неё. Во взгляде была паника пойманного животного, он не понимал, что происходит, но чётко сознавал собственную беспомощность, паря в невесомости собственного страха.

– Что же ты, плохо стало? – девушка попыталась успокоить саму себя, но у неё ничего не вышло, голос звучал фальшиво и наигранно.

Ленусин голос был спасительной ниточкой, связывавшей его с миром. Ему удавалось вяло моргать, он все понимал, слышал, но совсем ничего не мог сделать, лёжа беспомощным мешком на гладком полу.

Она взяла его большую и тёплую ладонь. Валера едва шевельнул пальцами, немного погладив её по руке, Леночка благодарно затискала его ладошками, а он с тягучим сопением, как-то вдруг очень больно схватил её за запястье, сжав его так крепко, что та заскулила от боли.

Словно утопленник, он вцепился в протянутую руку и, сконцентрировавшись на этом движении, попытался вынырнуть, выйти из этого паралича, из клетки собственного тела.

Ленусина ручка стала средоточием всей его воли. Он держался за неё, вновь боясь уйти в мглистую черноту обморока, в котором оказался на пару секунд после отключки.

– Пусти-и-и, ну пусти-и!