Клеопатра: Жизнь. Больше чем биография

На этой локальной «войне» случаются пусть не настоящие бои, но стычки, атмосфера вокруг римлянина и египтянки чрезвычайно накалена. Тактика срабатывает: Антоний тает. Ему льстят страдания Клеопатры и упреки друзей. Будучи человеком неукротимых страстей, он живо откликается на осуждение. Он отлично подчиняется – пожалуй, это самая подходящая для него роль [53]. Антоний верит, что она убьет себя, если он ее покинет. Сложно гневаться в таких обстоятельствах: у него на совести уже есть одна смерть верной и умной женщины. Что бы ни говорили об Антонии, никто не отнимет у него умения сострадать – это может подтвердить любой из его воинов. Он категорично отказывает Октавии. Она возвращается в Рим, где все, кроме нее самой, считают ее отвергнутой женой. Октавия не желает вдаваться в подробности оскорбительного поступка мужа, а когда брат велит ей освободить дом Антония, не покоряется. И снова в духе Елены Троянской она произносит пламенную речь: «Даже слышать ужасно, что два величайших императора ввергают римлян в бедствия междоусобной войны, один – из любви к женщине, другой – из оскорбленного самолюбия» [54].

Клеопатра далека от подобного самоотречения. К любви Антония прилагается египетская корона. Отдать римлянина Октавии – значит потерять все. Она все время виртуозно играет роль, и это стабильно приносит плоды. Отныне пара неразлучна, что Дион приписывает черной магии Клеопатры, а Плутарх – «власти какого-то колдовства или же приворотного зелья» [55]. Напротив, друзья Антония – и сама Октавия – признают вполне реальную привязанность. На их стороне и география. Антоний проводит с Клеопатрой зиму в Александрии, что при желании можно объяснить практической необходимостью – весной он снова собирается в поход на восток. Сейчас, в конце зимы 35 года до н. э., невозможно отрицать полнокровный роман, если под романом подразумевать похожее прошлое, одну на двоих семью, одну на двоих постель и одно на двоих видение будущего.

Великолепно исполненная Клеопатрой роль снедаемой любовью женщины отвлекает Антония от второй парфянской кампании, которую он откладывает, чтобы побыть рядом с ней. Она худа и бледна. Ее настроение тревожит его. В 35 году до н. э. она действительно нарочно срывает его планы. Успех в Азии для него, как всегда, крайне важен, если не сказать больше: пока он зализывал парфянские раны, Октавиан добивался одного успеха за другим. Он разбил Секста Помпея и отодвинул в сторону Лепида, подкупив и переманив к себе 18 его легионов. Теперь остались лишь Антоний и Октавиан. И только азиатская победа раз и навсегда докажет, что один из них достоин носить прославленный плащ Цезаря. У Антония есть еще и незаконченное дело к армянскому царю, которого он запоздало решил покарать за катастрофический исход военной операции. Принято считать, что Клеопатра посмеивалась над полководческими амбициями Антония и, уж конечно, предпочла бы направить его внимание куда-нибудь еще. Спору нет, Парфия не так ее волнует, как политика Рима: по большей части Египет огражден от вторжения с востока, но совершенно беззащитен перед Римом. Военная слава – никак не ее конек; в общем, вся эта парфянская затея, скорее всего, казалась ей бесполезной по множеству причин. Легко представить, как мог развиваться их спор (не забывая, что это лишь догадка). Самым правильным шагом стало бы для Антония возвращение в Рим, он не был там уже пять лет. Однако от этого шага Клеопатра, надо полагать, отговаривала его со всей пылкостью своей артистической натуры. Азиатская экспедиция будет стоить дорого, но, с ее точки зрения, поездка в Рим – к Октавии и Октавиану – обойдется бесконечно дороже.