Клеопатра: Жизнь. Больше чем биография

Так, в постоянной готовности и вынужденном бездействии, проходят месяцы. Постепенно изменяется и расстановка сил. Изначально был план поймать Октавиана в ловушку в Амвракийском заливе, однако теперь Антоний и Клеопатра сами оказались заблокированы в ярко-голубой лагуне и никак не могут приспособиться к этой рокировке. Плутарх сформулировал важное правило: чтобы быть хорошим полководцем, нужно вынуждать противника сражаться, когда ты силен, а когда слаб, следует уклоняться от сражения [87]. Антоний уже давно уступил это преимущество. К августу выбора не остается: он облагает целые города обязанностью снабжать лагерь по суше. Прадед Плутарха как раз попал в число тех, кому пришлось карабкаться по горным тропам к заливу, сгибаясь под тяжестью мешков пшеницы на плечах и ударами плети на спине.

Как будто мало блокады, болезни, одуряющего безделья и жары, приходит еще одна напасть: дезертирство. Бегут и рабы, и вассальные монархи. Для острастки остальных Антоний устроил показательную пытку и казнь двух неудавшихся дезертиров, сенатора и сирийского царя. Сам Антоний пребывает далеко не в лучшем состоянии, нервы его на пределе. Однажды он в одиночку бредет вдоль укреплений в сторону моря и едва не становится добычей врага. Предательство Агенобарба сильно на него повлияло – он становится настоящим параноиком. В одном источнике рассказывается, что он перестает доверять даже Клеопатре: подозревает, что она хочет его отравить. Чтобы доказать свою невиновность, Клеопатра якобы готовит отравленный напиток и отбирает его у Антония, только когда тот подносит кубок к губам. Если бы она хотела его убить, наверное, не отобрала бы у него отраву? После чего приводят пленного, она протягивает ему кубок, эффект очевиден [88]. (Сомнительный эпизод, все же вряд ли Клеопатра рассчитывала обойтись без Антония. А он вряд ли когда-нибудь об этом забывал, даже в сильном стрессе.) Ссорится Клеопатра и с Деллием, который все лето набирает наемников. Они схлестываются на одном ужине, когда Деллий жалуется на вино. Кислятина, кривится он, а вот в Риме даже рабы пьют самое лучшее. После стычки Деллий уверен, что Клеопатра хочет его убить, и один из ее лекарей, мол, готов это подтвердить. Отличный повод, чтобы совершить свое третье, последнее, предательство. Перебежав к Октавиану, он лишает Антония того, что Цезарь называл самым могущественным оружием: внезапности. Вместе с Деллием к врагу утекают разработанные в лагере Антония схемы атаки [89].

В конце августа Антоний созывает военный совет. Шестнадцать недель блокады сделали свое дело. Ситуация аховая. Продовольствия не хватает, ночью становится холодно. Зима не за горами. Антонию нужно наконец принять решение, с которым он тянул все это жаркое лето. В тактике он явно сильнее, чем в стратегии. Если Клеопатра еще не успела разругаться с Канидием, то теперь она это делает. Он предлагает двигаться на север и сражаться на суше. В конце концов, они римляне: устраивать бой, качаясь в волнах, – безумие. Антоний никогда не командовал флотом. Он спокойно может отдать море Октавиану. Более того, в Македонии и Фракии можно нанять еще воинов. Естественно, Канидий прекрасно понимает: драться на земле – значит пожертвовать флотом Клеопатры, тогда сама она станет не нужна. Клеопатра прекрасно понимает: пожертвовать флотом – значит подвергнуть опасности Египет. Ее сундуки с серебряными динариями нельзя переправить через горы. Она яростно бьется за морское сражение. Ее доводы ясны: на суше противник серьезно превосходит Антония в силе. Антоний не сможет добраться до Рима без флота. И вести армию через горы нелегкая задача: пусть вспомнит Парфию. Есть еще одно обстоятельство, которое никто из них не может игнорировать. Для своей финальной битвы с Цезарем Помпей тоже собрал громадную, шумную, многоязычную рать из азиатских царей и царевичей в Греции. Клеопатра тогда выдала ему 60 кораблей. Был там и Агенобарб, и его отец, сложивший в той битве голову. Антоний с успехом командовал на противоположной стороне. В августе 48 года до н. э. Помпей решил обойтись без флота, значительно превосходившего флот Цезаря. День еще не успел заняться, а он уже понял, что крупно просчитался, поставив на наземную битву. Результатом стал полнейший разгром, а военачальник лишился дара речи, чувств, армии, разума, гордости и – спустя несколько дней – головы у берегов Египта [90].