Клеопатра: Жизнь. Больше чем биография

Под занавес Клеопатра успевает покорить еще одного мужчину, но это не Октавиан. Плутарх говорит, что друг Октавиана, юный аристократ по имени Корнелий Долабелла, «не остался нечувствителен к чарам Клеопатры» [74]. Возможно, это чувство больше похоже на жалость. Они договорились, что он будет держать ее в курсе происходящего. 9 августа Долабелла отправляет ей послание. Октавиан планирует отплывать в Рим через три дня и хочет взять с собой Клеопатру с детьми. Царица сразу же посылает гонца к Октавиану. Не разрешат ли ей совершить возлияние в честь умершего? Ей разрешают. На следующее утро царицу на носилках приносят к гробнице Антония, ее сопровождают Ирада и Хармион. Здесь Плутарх предлагает нашему вниманию душераздирающую сцену плача Клеопатры, риторический экзерсис, почерпнутый скорее из греческой трагедии, чем из эллинистической традиции. Антоний, главный его герой, погиб десять глав назад, и автор слишком увлекся героем второстепенным. У Плутарха Клеопатра, упав на могилу и обняв ее руками, рассказывает своему погибшему любовнику, что она теперь пленница. Ее «зорко стерегут, чтобы плачем и ударами в грудь она не причинила вреда этому телу рабы, сберегаемой для триумфа над тобою!». Ничто в жизни не смогло их разлучить, но в смерти такое возможно. Антоний испустил последний вздох в ее стране, а она, «злосчастная», ляжет в италийскую землю. Здешние боги отвернулись от них, но, если тамошние боги обладают какой-нибудь властью, она заклинает Антония молить их. Могут ли они избавить ее от участия в праздновании победы над ним? Пусть они спрячут и погребут меня в Египте вместе с тобой, умоляет она, «ведь изо всех неисчислимых бедствий, выпавших на мою долю, не было горше и тяжелее, чем этот короткий срок, что я живу без тебя» [75]. В этой сцене мало мотивов мщения, но очень много нежности: Клеопатра скорее умрет от любви, чем погибнет от руки врага. Покрывая могилу цветами и поцелуями, в облаке мирры, она нежно говорит Антонию, что это последние возлияния, которые она ему приносит.

Вернувшись в усыпальницу, царица велит готовить себе ванну. Потом ложится у стола и наслаждается отличной едой. К вечеру у ее дверей появляется крестьянин с корзиной свежих смокв. Римские стражники внимательно осматривают корзину. И дивятся, до чего же хороши египетские смоквы. Крестьянин улыбается и угощает солдат, они пропускают его внутрь. Чуть позже Клеопатра ставит свою печать на заранее написанное письмо и зовет Эпафродита. Не мог бы он ненадолго оставить свой пост, чтобы отнести послание Октавиану? Ничего срочного, можно не торопиться. Эпафродит выходит. Клеопатра отпускает всю свою свиту, кроме Ирады и Хармион. Втроем женщины закрывают за собой двери усыпальницы – надо полагать, притворяют: все замки и засовы наверняка были удалены вместе с сокровищами. Рабыни помогают царице облачиться в торжественную одежду, к ней добавляют знаки власти фараона – посох и плеть. Вокруг головы повязывают диадему, кончики которой спускаются ей на шею.

Октавиан открывает письмо – скорее всего, он где-то во дворце – и читает мольбы Клеопатры похоронить ее рядом с Антонием. В то же мгновение он понимает, что произошло. Он шокирован. Бросается бежать, передумывает и посылает помощников узнать, что с царицей. Они бегут к усыпальнице, у дверей стоят в карауле ни о чем не подозревающие стражники. Вся толпа врывается внутрь. Слишком поздно. «Все, однако, совершилось очень скоро», – рассказывает Плутарх [76]. Клеопатра лежит на золотом ложе – возможно, это египетская кровать с ножками в форме львиных лап и львиными головами по углам. Царственная, облаченная с великим тщанием в «самые прекрасные одежды» [77], с посохом и плетью в руках. Очень спокойная и мертвая. У ее ног умирает Ирада. Хармион, шатаясь, еле живая, поправляет диадему в волосах Клеопатры. Кто-то из вбежавших яростно восклицает: «Прекрасно, Хармион!» Она собирает все оставшиеся силы и с резкостью, которая наверняка понравилась бы ее хозяйке, отвечает: «Да, поистине прекрасно и достойно преемницы стольких царей» [78], – после чего падает около ложа своей царицы.