Клеопатра: Жизнь. Больше чем биография

Конечно, Клеопатре не обязательно было присутствовать, когда Цезарь убеждал свой народ, что заграничные сокровища укрепляют славу Рима – одно из объяснений затянувшегося египетского эпизода. Народ восхищался щедростью, с которой он распоряжался ее добром. Легионеры отлично заработали. Кроме того, каждому гражданину он даровал по 400 сестерциев – это больше трех месячных зарплат – помимо пшеницы и оливкового масла. Еще менее вероятно, что Клеопатре хотелось присутствовать на египетском триумфе, где ей как бы напоминали: ты здесь не единственная из рода Птолемеев. В конце каждой процессии шли пленники. (Это было так важно, что для одного триумфа Помпей присвоил себе чужих невольников – количество пленных считалось мерилом успеха завоевателя.) Чем экзотичнее «добыча», тем лучше: в африканской процессии Цезаря – последней из сорока шести – шел пятилетний африканский принц [46], которому, по странному капризу судьбы, предстояло в будущем жениться на дочери Клеопатры [47]. Еще одной диковинкой – хотя она и не так подействовала на публику, как крошечный чернокожий принц или невиданный «верблюдолеопард», – стала Арсиноя, юная сестра Клеопатры, закованная в золотые кандалы. За ней следовали другие трофеи, захваченные в Египте, но именно этот, призванный впечатлить толпу, ее смутил. Это было уже слишком: Дион пишет, что римляне не привыкли видеть «женщину, к тому же некогда царицу, в цепях – подобного никогда еще не бывало, по крайней мере в Риме» [48]. Ужас сменился состраданием. К глазам подступили слезы. Арсиноя предстала живым напоминанием о человеческих жертвах войны, затронувшей почти каждую семью. Даже если Клеопатра ничуть не жалела сестру, даже если предпочитала считать, что Цезарь просто убрал с ее пути помеху, все равно ей не нужно было это жестокое свидетельство порабощения Египта. В конце концов, сама она еле избежала такого же позора.

Как часто бывает, звездные гости оказались не меньшей проблемой, чем звездные невольники. Сложно сказать, кто из Птолемеев беспокоил римлян больше: венценосная пленница, которую Цезарь унизил на городских улицах, или чужеземная царица, с которой он забавлялся на своей вилле. Вскоре Арсиноя будет переправлена через Эгейское море в храм Артемиды в Эфесе – сверкающее, беломраморное чудо света. Ее старшая сестра проводит зиму на «немодной» стороне Тибра. Она долго не имеет известий из Александрии, потому что навигация закрыта до марта. И Цезаря нет рядом – он в начале ноября уехал в Испанию, добивать остатки армии Помпея. Клеопатра знавала тяжелые времена – например, в пустыне на западе Синайского полуострова, – но нынешнее ее положение, несмотря на всю прелесть виллы на холме Яникул с прекрасным панорамным видом, тоже сложно назвать комфортным. Прием, оказанный ей римлянами, сердечным не назовешь. В Риме холодно и мокро. Латынь неприятна на вкус тому, кто привык говорить по-гречески. К тому же в городе, где женщина имеет не больше прав, чем младенец или курица, ей приходится существенно перестраиваться [49]. Наверное, 46 год до н. э. показался Клеопатре длиннейшим в истории; впрочем, из-за манипуляций с несчастным календарем таким он и был.

В Риме Клеопатра столкнулась с проблемой всех знаменитостей за границей: сама она мало кого знала, зато ее знали все. Ее присутствие приковывало всеобщее внимание, и лишь отчасти это была вина Кальпурнии, давно привыкшей к подобным унижениям. Цезарь женился в третий раз в 59 году до н. э. и все это время с легкостью изменял супруге и дома, и в путешествиях. Он никогда не был вне подозрений. Он спал с женами большинства своих коллег, как-то раз сначала соблазнил одну красавицу, а потом, не мешкая, и ее юную дочь. В промежутке между отъездом из Александрии и возвращением в Рим он даже нашел время на интрижку с женой царя Мавритании (именно этому роману кое-кто – видимо, в романтическом бреду – приписал приезд Клеопатры. Соперничать с чьей-то женой – это одно. Соперничать же с другим восточным монархом, пусть и не таким значительным, совершенно иное. Такое соперничество придает ситуации больше эмоционального накала, чем допускает эпоха или имеющиеся улики). В общем, римлян весьма настораживала нескрываемая привязанность Цезаря к женщине, ушедшей от римских нравов слишком далеко, а по некоторым вопросам – так вообще в оппозицию.