А еще у Клеопатры приготовлены двенадцать банкетных зал. Тридцать шесть диванов покрыты дорогими покрывалами. На стенах – роскошные гобелены, вытканные блестящим шелком. На столах – золотая посуда искусной работы, инкрустированная камнями. Можно предположить, что и сама царица не упустила возможности украсить себя драгоценностями [6]. Помимо жемчуга, в Египте ценят и полудрагоценные камни – агат, ляпис-лазурь, аметист, сердолик, гранат, малахит, топаз – они мерцают в золотых кулонах, тончайше сработанных браслетах, длинных изысканных сережках. Антоний глазеет на фантастическое убранство. Клеопатра скромно улыбается. Она очень спешила, но в следующий раз сделает все как надо. По Афинею, «она сказала, что это ее подарок, и пригласила прийти еще раз завтра, с друзьями и военачальниками» [7]. После трапезы гостей одаривают всем, что им приглянулось: покрывалами, инкрустированными столовыми принадлежностями, а заодно и диванами.
А дальше она спокойно поднимает планку – и по сравнению со следующим предыдущий пир выглядит убого. На четвертый вечер Антоний по колено тонет в ковре из роз. Одному только флористу заплатили целый талант – такую сумму шесть врачей получали в год. В удушающей киликийской жаре ароматы кружат голову. В конце вечера из обстановки остаются лишь растоптанные лепестки на полу. Клеопатра снова разделяет все убранство, всю мебель между гостями. К концу недели покои друзей Антония пополняются диванами, шкафами, гобеленами. И что особенно уместно в жаркую летнюю ночь: людям высших чинов предоставляют носилки и слуг, а другим гостям – коней [8]. Чтобы облегчить им путь домой, она выделяет каждому по эфиопскому рабу с факелом. И пусть великолепие ее лагеря «не поддается описанию» [9], современники не скупятся на собственные отзывы, однако мало кому удается по достоинству оценить масштаб происходящего. Клеопатра, кстати, была далеко не одинока в желании произвести впечатление на нового властителя Азии. Плутарх пишет, что «двери [Антония] стали осаждать цари, а царицы наперебой старались снискать его благосклонность богатыми дарами и собственной красотою». Царица Египта превзошла всех пышностью и изобретательностью. Шестилетнего Цезариона она оставила дома.
Плутарх отдает должное прелести Клеопатры и убедительности речей царицы [10], но Аппиан единственный пытается реконструировать разговоры во время тех первых встреч в Тарсе. Итак, что же царица скажет в свое оправдание? Она ничего не сделала, чтобы отомстить за смерть Цезаря. Помогала Долабелле, несостоявшемуся убийце и человеку, из-за которого Антоний развелся с женой. Полностью уклонилась от сотрудничества. В ответ Клеопатра не обнаруживает ни грана раскаяния, не приносит ни одного извинения – лишь четко излагает факты. Гордо, с вызовом перечисляет все свои действия в пользу Антония и Октавиана [11]. Да, она помогла Долабелле. И помогла бы больше, не вмешайся погода – даже лично пыталась доставить корабли и припасы. Несмотря на повторявшиеся угрозы, отклонила все требования Кассия. Не дрогнула перед ждущим в засаде врагом, но попала в бурю, основательно потрепавшую ее флот. Лишь болезнь не дала ей выдвинуться снова. А к тому времени, когда она выздоровела, Марк Антоний уже стал героем битвы при Филиппах. Она невозмутима, остроумна и – насколько Антоний может толковать все эти переодевания в Афродиту – совершенно невиновна.
В какой-то момент встает вопрос денег – главным образом ради этого и затеяно представление: можно ли эффектнее продемонстрировать свои возможности человеку, отчаянно нуждающемуся в средствах? Римская казна пуста. Триумвиры пообещали каждому солдату по пятьсот драхм, или двенадцатую часть таланта, – а у них больше тридцати легионов. Долг преемника Цезаря – а может, и победителя при Филиппах – начать подготовку к походу на Парфию. Парфяне сочувствуют заговорщикам, жаждут отобрать у Рима земли и никак не успокаиваются. В послужном списке Антония – позорное поражение 53 года до н. э., требующее реванша; последний римский военачальник, отправившийся за Тигр, не вернулся. Его отрубленная голова стала реквизитом в одной парфянской постановке Еврипида, а одиннадцать легионов были уничтожены. Ослепительная военная победа обеспечит Антонию превосходство в Риме. А когда какой-нибудь римлянин начинал мечтать о Парфянском царстве, его мысли неизбежно обращались к Клеопатре: только она могла финансировать такую масштабную операцию.