Клеопатра: Жизнь. Больше чем биография

Более подходящего сценического антуража, чем Тарс, нельзя и желать. Он со всех сторон окружен скалистыми горами, поросшими густым лесом и яркими цветами. Это административный и учебный центр, славящийся своими философскими школами и ораторским искусством, «небезызвестный киликийский город»[90] [17], как скажет о нем местный уроженец апостол Павел через несколько десятилетий. Здесь красивые фонтаны, комфортные бани и прекрасная библиотека. Через город бежит быстрая холодная речка, сине-изумрудная и прозрачная, – а уж если сравнить с мутным Нилом, просто кристально чистая. Прибыв сюда триста лет назад, Александр Македонский, желая побыстрее смыть с себя пыль и пот после дороги, бросился в ледяную воду (оттуда полководца вытащили в полубессознательном состоянии, и потом он три дня восстанавливал силы). Тарс, со своими благодатными почвами и знаменитыми виноградниками, охотно поклоняется богам плодородия. Чем не идеальное место для двух божеств, двух звезд – уже застолбившей себе место на небосклоне и только восходящей? В Тарсе обожают масштабные зрелища и умеют их устраивать: например, на целый талант легко могут заказать цветов. Иначе говоря, недавно формально став римлянами, горожане остались откровенными греками. Во время войны тарсяне столкнулись с той же дилеммой, что и Клеопатра, но не стали выбирать сторону, а радостно приветствовали сначала Кассия, потом и Долабеллу. С ними жестоко обошлись за непостоянство. Кассий наложил на город гигантский штраф; чтобы откупиться, жителям пришлось переплавлять утварь из храмов в монеты и продавать в рабство не только женщин и детей, но даже стариков. Забыв о зрелищах на широкую ногу и безумных тратах на цветы, теперь они сердечно принимают у себя врагов Кассия [18]. Антоний освобождает город от податей и возвращает домой проданных в рабство.

Клеопатра проводит в Тарсе всего несколько недель – больше и не требуется: крепость под названием «Антоний» пала быстро и без борьбы [19]. Плутарх, которому довелось первым вести «репортаж с места событий», расписывает ее киликийский успех и даже немного «повышает» царицу. Если раньше, в 48 году до н. э., она была перед Цезарем «отважной вертихвосткой» [20], то к 41 году до н. э. становится опытной соблазнительницей. Ее речи пленяют, присутствие озаряет, а голос ласкает. Она в два счета расправляется с Антонием. Более хладнокровный Аппиан тоже признает мгновенное поражение. «Антоний тотчас влюбился в нее как юноша, хотя ему в это время исполнилось уже сорок [sic] лет», – недоумевает он [21]. Неудивительно, что драма берет верх над историей: трудно оставаться невозмутимым, пробираясь через этот миллион алых роз; трудно разглядеть крупинки правды за пышным нагромождением эпитетов, особенно когда в деле замешана политика. О победе Клеопатры над Антонием написано гораздо больше, чем над Цезарем, и этому есть простое объяснение. Летописцам нравится рассуждать о первом и не нравится – о втором. Так как Антоний должен выглядеть менее значимым из двух мужчин, роль Клеопатры автоматически становится более значимой. В 41 году до н. э. она выступает не только для другой аудитории, но и с другим хором.

Добавляет ли общность интересов огня их роману? Во всяком случае, она точно добавляет им взаимопонимания. Как писал Плутарх о другой исторически важной связи, это был брак по любви, который «вполне соответствовал его [Александра Македонского] замыслу» [22]. Из всех римлян всех городов всей империи именно этого конкретного мужчину Клеопатре имеет смысл пленять. А Антонию имеет смысл всячески поддерживать ее. Если Клеопатре выгодно влюбиться в (или подстроиться под) мужчину, фактически бывшего ее боссом, то почему бы Антонию не увлечься женщиной, способной в одиночку спонсировать его военную кампанию? Эта его одержимость Парфией – большая ее удача.