— Это самое близкое расстояние, на которое твой торчок-недоросток когда-либо приблизится к моему лону, братец. А когда он вырастет окончательно, можешь воспользоваться им, чтобы доставить удовольствие своему евнуху. Именно этого он и добивается — чтобы я была мертва, а он стал твоей царицей.
Мальчик-царь ударил скипетром по столу, оставив длинную выбоину на его полированной поверхности. Несмотря на все старания, слугам Клеопатры так и не удалось до конца стереть этот след.
Клеопатра приказала, чтобы на дворцовой кухне приготовили побольше различных блюд и напитков для двоих сыновей Марка Бибула, чтобы те могли отведать всего, пока она и Гефестион обсуждают с ними дела. Прием римлян всегда был щекотливым предприятием; важно было сделать вид, что государство не просто стабильно, но и процветает. Любое проявление слабости перед римлянами обернулось бы недвусмысленным приглашением к захвату страны. С другой стороны, демонстрировать богатство означало соблазнять возможностью отобрать это богатство.
— Царица, мы благодарим тебя за прием, — сказал старший Бибул, молодой человек полного телосложения с безмятежным лицом.
— И за то, что этот прием оказался столь любезным, — добавил младший брат, очарованный размерами и убранством большой Дионисиевой приемной. — Наш отец шлет тебе свои приветствия.
— Я сожалею, что во время моего пребывания в Риме мне не пришлось познакомиться со знаменитым Марком Бибулом. Я и мой отец жили уединенно на пригородной вилле Помпея и почти не уделяли внимания общественным обязанностям.
Клеопатра спрашивала себя, знали ли они то, что знала она: что их отец, Марк Бибул, был посмешищем для всего Рима. Некогда он был соконсулом Юлия Цезаря, но тот настолько запугал его, что Бибул провел весь год до истечения срока службы у себя дома. Он не выходил за дверь целых восемь месяцев под тем предлогом, что ему нужно испросить совета у жрецов, гадающих по полету птиц, прежде чем присоединиться к правительству. Трусливое поведение Бибула породило шутку, что, дескать, тот год отмечен консульством Юлия и Цезаря. Но глупость, похоже, не повредила ничьей политической карьере; теперь Бибул стал наместником Сирии — выгодный пост, покинутый жадным «освободителем» Александрии Габинием.
— В провинции, где правит мой отец, сложилось тревожное положение, госпожа, и он просит твоей помощи, — сказал старший Бибул.
Хотя он обращался к Клеопатре, но смотрел при этом на Гефестиона, который лишь кивнул в сторону царицы. Клеопатра подумала, что римлянам, наверное, трудно вести дипломатические переговоры с женщиной, поскольку ни одна римлянка не была допущена к участию в правительственных делах. Неважно. Пусть учатся. Она склонила голову набок, демонстрируя интерес к его речи.
— Парфяне отказываются покидать пределы Сирии. Мы пытаемся вытеснить их в Месопотамию, но они не двигаются с места. В этой области нет римской армии, и потому мы все находимся в большой опасности. Парфяне, как хорошо тебе известно, правительница, непредсказуемы и воинственны.
Младший брат, который, похоже, лучше разбирался в том, кто из присутствующих наделен большей долей власти, объяснил Клеопатре: если римляне потеряют Сирийскую провинцию и та отойдет к Парфии, все союзники Рима, включая Египет, окажутся под угрозой.
— Мой отец требует, чтобы ты прислала ему ополчение, оставленное здесь Габинием для поддержания мира в Александрии. В твоем царстве сейчас все спокойно, в то время как наша провинция в опасности. Мы знаем, что армия все еще здесь и что эти солдаты прошли римскую военную выучку. Можем ли мы рассчитывать на твою щедрость?
Клеопатра и Гефестион обменялись быстрыми взглядами. Солдаты Габиния, невзирая на дары, пожалованные им Габинием, все еще оставались в Александрии, и само их присутствие было угрозой. Жадные наемники уже не так наводили ужас на горожан, как в былые времена, но все еще не до конца оставили свои замашки. Время от времени они предъявляли необоснованные требования к правительству, а правительство, напуганное присутствием армии, не питающей верности по отношению к законной власти, неизменно уступало им. Гефестион знал, что Клеопатра с радостью избавилась бы от них всех скопом. Это также предоставляло возможность снискать расположение Рима, шанс изменить перечень взаимных долгов и обязательств. Однако не следовало показывать, что требование Рима было для Египта скорее благом, нежели тяготой.
Царица и ее советник поняли мысли друг друга и не сказали ничего.
— Удовлетворишь ли ты просьбу моего отца и окажешь ли такую услугу народу Рима? — спросил старший брат.
Клеопатра слышала, как он пытается подавить высокомерие, сквозящее в голосе, однако попытка оказалась не слишком успешной. Младший был лучшим дипломатом — он спокойно ждал, придав своему лицу приятное выражение, совершенно уверенный в том, что их требования будут удовлетворены. Клеопатра не хотела, чтобы они начали добиваться своего силой. Будет намного лучше, если она проявит щедрость и благоволение.