Клетка из слов [Литрес]

Я тут же жалею о сделанном, потому что теперь, когда записок нет, меня охватывает мучительное сомнение, что они вообще существовали. Я понимаю, что слишком приблизился к нему, почти проник внутрь. Может, я превращаюсь в него?

Я дрожу, подтягиваю одеяло к подбородку и жду прихода сна. За окном темно. Или мне так кажется. Зеленые хвосты комет мелькают на горизонте.

Сегодня светло и очень холодно, но я не хочу оставаться в коттедже. Надеваю шапку, шарф, две пары носков и ботинки, которые Эмили подарила мне для похода в Катскилл[21]. Я вытаскиваю наружу стол.

Утро проходит хорошо, и обедаю я тоже на улице: последней коробкой макарон с сыром. Может, это мои последние макароны? Я приберусь в коттедже, прежде чем сделаю это. Не хочу, чтобы люди подумали, что я начал сходить с ума. Нужно, чтобы они восприняли книгу серьезно.

Рабочую почту тоже нужно проверить – коллеги забеспокоятся, если я этого не сделаю. Они могут прислать ко мне офицера полиции для так называемой «социальной проверки». Я знаю, что это такое, потому что Эмили однажды так сделала, когда была в Кабо, а я не отвечал на телефон пару дней.

Мои размышления прерывает звук шагов. Вижу вдалеке Харпер, тяжело нагруженную ведрами, тряпками, щетками и моющими средствами.

Я улыбаюсь, машу ей рукой и пытаюсь взять часть ее ноши, дико краснея от смущения.

– В коттедже не нужно убираться.

Я не могу пустить ее туда.

– Уайлдер, я не собираюсь натирать твои чертовы полы, ясно?

– Тогда куда ты идешь? – я киваю на ее принадлежности.

– Общественные работы. Хочешь помочь?

Мне нужна компания, так что я киваю.

Пока мы вместе идем по тропинке вниз по склону, ветер ревет у нас в ушах, но стоит спуститься в бухту, он сразу стихает. Слава богу, камни сегодня не поют. Но над рябью волн как будто стоит какой-то странный тихий шум… Я закрываю глаза и дышу.

Мы шагаем по гладкой круглой гальке, разбросанной вдоль бухты.

– Здесь, – говорит Харпер.

Я ничего не вижу, пока не оборачиваюсь и не гляжу себе за спину. По скале стекает что-то зеленое. Неровными, корявыми буквами кто-то свежей краской на каменной стене написал единственное слово: «Убийца». На секунду у меня темнеет в глазах.

– Кто мог это сделать? – спрашиваю я Харпер. – Они пришли по тропинке?.. Нет, наверное, подплыли на лодке…

С берега сообщения не увидеть – оно скрыто за отвесной скалой, смотрящей в море. Но если плыть на лодке, то точно увидишь слово «Убийца», написанное на склоне зеленой кислотной краской. А прямо над ним – дерево клена и мой стол, куда я прихожу писать каждый день. Убийца. Предупреждение только для тех обитателей океана, которые знают, куда смотреть.

– Это шутка?

Харпер непонимающе смотрит на меня.

– А что тут смешного? Просто граффити какого-то местного пацана.

– Но почему он выбрал именно это?

– Потому что вроде как звучит мощно? Круто?

– Это для меня. Послание.

– Я так не думаю, Уайлдер.

– А для кого тогда? Для тебя?

Харпер рассеянно треплет мои волосы:

– Тебе бы не помешало расчесаться. А то лохматый, как морковка.

Внезапно мне становится холодно. Морковка. Одно и то же воспоминание одолевало меня с того момента, как я описал день, когда нашел болиголов на Сморщенном Холме… Я показал его Скаю. Но кто первым показал болиголов мне?

– Харпер, – обращаюсь к ней. – Ты не оставляла маленьких записочек у меня в доме? Маленькие записочки зелеными чернилами? Ты всегда любила игры.

– Понятия не имею, о чем ты, – напрягшись, отвечает она.

– Что на самом деле случилось с Натом, Харпер?

– Он мертв, Уайлдер, и ты прекрасно это знаешь.

– В тот день, когда мы встретились у больницы, у тебя с собой был бумажный пакет. И что-то завернутое в фольгу. Какая-то вещь для Ната. Что это было?

– Я не знаю, Уайлдер. Косяк? Сладость? Ничего важного. Почему ты вспоминаешь об этом сейчас? Это было сто лет назад.

Я показываю на скалу.

– Может, это про тебя, а не про меня.

– Что про меня? – спрашивает Харпер с искренне недоумевающим видом. – Уайлдер, это просто дети балуются.

– Видимо, ты усвоила, что нужно держать своих врагов близко. Чтобы они не начали догадываться, кто ты на самом деле.

Харпер улыбается. У нее слишком широкая улыбка. Она такая длинная, словно готова опоясать всю голову целиком, и в ней слишком много зубов, теперь я это вижу. Как я раньше этого не замечал? Насколько же огромный разрез у этой улыбки – она слишком большая и зубастая для человеческой.

Я спотыкаюсь на камнях, ослепленный ужасом. За собственным тяжелым дыханием и топотом не слышу, преследуют меня или нет, – я не оборачиваюсь.

Меня трясет, хотя я немного успокаиваюсь, когда дверь коттеджа захлопывается за мной. Я вспоминаю тот предмет, похожий на морковку, который Харпер принесла в больницу Кастина, когда пришла навестить Ната много лет назад. Сразу перед тем, как у него случился сердечный приступ.

Я представляю себе селян с вилами. «Сердечный приступ», – скажут они. Как у Ната. «Он пропал в море», – скажут они. Как Скай.