– Осторожнее! – говорю я (возможно, слишком резко), оборачиваюсь и вижу копну кроваво-красных волос. Харпер. Это она. Я везде ее узнаю: эту прямую спину, ее походку, как будто она готова пройти сквозь любого, кто встанет у нее на пути.
– Харпер! – кричу я. Но ее уже нет, скрылась за семейством из усталого на вид отца, тянущего за собой двоих детей. Когда я прохожу мимо, отец одаривает меня подозрительным взглядом.
Я бегу по улице, обгоняя и толкая людей. Наконец, вижу вспышку чего-то рыжего на углу темной узкой улицы, прямо рядом со старым рыбным магазином. Когда я туда добираюсь, никаких следов Харпер уже нет. Упираюсь ладонями в колени и пытаюсь отдышаться, а по моей руке пробегает стреляющая боль. Осторожнее, думаю про себя. Сначала нужно закончить книгу.
Я использую драгоценные минуты, оставшиеся на моем тарифе, чтобы вызвать такси до Свистящей бухты. Только когда я уже стою под вывеской центрального магазина и жду машину, до меня доходит, что Харпер, наверное, покрасила волосы в первоначальный цвет. Когда я видел ее на днях, волосы у нее были почти седые.
Меня будит гроза. Молния сотрясает ночное небо и сверкает так ярко, что все в спальне становится черно-белым. Рядом со мной – тихое дыхание. Я в отчаянии хватаюсь за него.
Она стоит рядом с кроватью. Женщина из моря. Вода стекает по ее волосам и одежде. Синева ее платья черна, как вино в электрическом свете, но я вижу родимое пятно на ее голом плече.
– Кто ты? – шепчу я.
У нее открывается рот, и оттуда мощным прямым потоком бьет вода, переливаясь в сверкающем свете. Выглядит так, будто ей в горло всадили нож. Она задыхается и кричит, но вода все льется и льется, громко обрушиваясь на простыни и пол, как из пожарного шланга, разбрызгивая крошечные туманные капельки. Над ее разинутым в ужасе ртом – умоляющие глаза.
Я падаю на пол. Влага впитывается в простыни, обвившие мне ноги. Я отрываю от пола мокрое лицо. Весь пол – в блестящих маленьких лужицах. Облизываю губы и чувствую соль.
Женщина уже надо мной, распласталась на потолке.
– Кто ты? – спрашиваю снова. Я слышу слезы в своем голосе, но внутри слова отдают страхом.
Она поднимает палец. Я вижу, что он согнут под странным углом, как будто сломан. Женщина начинает выписывать буквы в воздухе. Они горят ярким люминесцентным зеленым, как солнечный свет в воде.
Я вспоминаю молодую, светлую спортивную женщину с фотографии, сделанной много лет назад. Достаю телефон и ищу архив телевизионных новостей. На экране быстро появляется картинка. Вот она, Ребекка Бун. Я издаю облегченный вздох. Я прав. Что бы это ни было, это не она – и совсем непохоже на задумчивую молодую женщину, прислонившуюся к подоконнику.
– Ты врешь! – кричу я. – Ты не она!
Она продолжает парить надо мной.
– Может, ты ищешь кого-то другого? – спрашиваю я. – Свою семью? Я точно не тот, кто тебе нужен. – С призраками вообще такое бывает? Чтобы они попали не по адресу? – Кто ты?
Она снова указывает на имя.
Господи, я лежу на мокром полу и спорю… с чем?
На половике лежит что-то белое. Я разворачиваю записку трясущимися руками.
Не надо меня ненавидеть, Уайлдер.
Зловещие, змеино-зеленые чернила как будто светятся.
Меня внезапно пронизывает боль, и я корчусь на полу.
Приподнимаю футболку и, жмурясь, смотрю на свой бок. Тонкая полоска поврежденной кожи пожелтела, но уже заживает и становится грязно-зеленой. Я смотрю на записку, на свой бок и снова на записку. Теперь синяк принял форму прописной буквы «С» – точно такой же, как инициалы Ская в записке.
Внутри все падает, и желудок обрушивается прямо в кишки, так что мне кажется, что я опорожню их прямо здесь и сейчас, в пижамные штаны. Я кричу.
Когда, наконец, я начинаю задыхаться, ее уже нет. Дико оглядываюсь, проверяю все шкафы и ящики, смотрю под кроватью, но мертвой женщины нигде нет.
У меня возникает ужасная мысль. Нужно ее проверить.
Я роюсь в чемодане в поисках своего первого печатного издания «Гавани и кинжала». Я прочел эту версию много лет назад, но она мне показалась какой-то нереальной – не такой, как рукопись.
Дрожащими пальцами нахожу описание Ребекки.