Клятва мёртвых теней

Через час все деревья стали казаться нам грустными. Свесив к земле ветви, они угрюмо покачивались на легком ветерке. Страницы на нужном нам развороте пожелтели от лучей солнца, и уже приблизился закат, но никаких подсказок в книге не было.

В тот момент я старалась не унывать, потому что во время поисков мне пришла идея. В книге Миноса были упомянуты ценные предметы. Например, если мне удастся разыскать хотя бы кол из исцеляющего дерева, его вполне можно будет обменять на информацию. Я могла бы получить сведения о тюрьме, вердикте, который светил маме, или о других заключенных и их семьях. Хотя я мало знала об этой стороне мира, сомнений не было – ведьмы говорят.

Стоило вспомнить ужин в Доме крови, и у меня холодели жилы. Как легко Минос воспользовался мною, как унизил потехи ради. Зачем? Чтобы я знала свое место? Хотелось надеяться, что не все маги такие жестокие, как Минос. Поговорив с членами других домов, я могла бы узнать больше.

Вдруг найдутся иные способы спасти маму из тюрьмы Синклита?

10 Бледнокровка

Я пила маленькими глотками воду со льдом, будто навороченный коктейль, и пялилась на покосившуюся коридорную дверь. Кушетка подо мной приятно прогнулась, в комнате пахло старыми книгами. Киара ворочалась, и сон вновь ускользал.

Я много думала о маме.

В тот вечер бессилие закопало меня в землю. Утром необходимо было восстать из могилы, чтобы двигаться дальше. Я боролась с желанием подняться с кушетки и броситься бежать куда-нибудь. К маме. Не сидеть на месте, а в ту же секунду предпринять что угодно, лишь бы ускорить встречу с ней.

Но что я могла сделать?

Я понятия не имела куда бежать, даже чертово дерево из книги не сумела найти. Поэтому все, что мне оставалось, – покачивать бокал в руке, слушая, как бряцают кубики льда. Пока и это не надоело. Я отставила бокал и начала грызть ногти на пальцах.

Снова полистав книгу Миноса, я рассмотрела другие изображения на страницах: карманные часы и компас. Зная короля крови, циферблат, конечно же, был обрамлен золотом. Но как часы помогут мне найти артефакт? Я отбросила книгу на кушетку.

Перед тем как выйти в коридор, я посмотрела в зеркало на свои глаза. Их мерцание означало, что источник был рядом. Они горели не так ярко, как у Киары или Ратбоуна, но их свечение доказывало, что и во мне теплилась магия. Как бы я ни отрицала этот факт.

Сон по-прежнему не шел ко мне, и я отправилась изучать погруженный в тишину отель. Одна из дверей вела в крошечную библиотеку. На единственном столе виднелась запыленная лампа и присохшие к поверхности остатки воска. Темноту слабо освещали керосинки, и толком ничего рассмотреть не удалось. Вдоль стены тянулся книжный стеллаж. Я прошлась пальцами по ближайшему ряду и стерла слой пыли. «Большая кулинарная книга» – гласила надпись на одном из корешков. Под названием были небрежно нацарапаны ручкой символы, похожие на те, что периодически встречались на острове. Я пообещала себе вернуться при свете дня и рассмотреть книги, старинные часы в углу и лепнину у потолка.

Поднимаясь по лестнице к своей комнате, я наткнулась на Ратбоуна. Он сидел на верхней ступеньке, и вид у него был неважный. Я списала все на игру света.

– Нам пора перестать вот так встречаться, – ухмыльнулась я.

– Понятно, почему я не могу сомкнуть ночью глаз… Но почему ты не спишь? – Он поднялся с лестницы.

Этого вопроса я и опасалась.

– Не могу спать, пока мама… там. Представляю, каково ей может быть, – всхлипнула я, удивив себя. – Как она страдает.

Ратбоун робко молчал, но на лбу у него пролегла знакомая складка. Он протянул ко мне руку, но тут же отпрянул, будто я могла ненароком шарахнуть его током.

– Тебе стоит поторопиться, – равнодушно сказал он.

Разинув рот, я несколько мгновений переваривала его слова. Парень был начисто лишен такта.

– У тебя сердце умерло вместе с телом? – рявкнула я и побежала прочь, сгорая от стыда.

Я едва не разревелась перед ним, а он даже не потрудился произнести хоть какие-нибудь утешающие слова. В такие моменты я забывала, что он не совсем человек.

Ратбоун догнал меня у двери в нашу с Киарой комнату.

– Прости, если я как-то задел твои чувства.

Я отчаянно пыталась уловить в его тоне искреннее сожаление, но пришлось признать, что Ратбоун, судя по всему, был не способен на настоящие эмоции. К слову, испытывали ли воскрешенные тот же спектр чувств, что и живые? Раздражение он определенно ощущал.

В таком случае меня не должна мучить совесть за попытку вытянуть из него нужную информацию.

– Прощу, если расскажешь больше о том, что с тобой случилось, – обернулась к нему я. – Как ты стал… тем, кем стал.

Он склонил голову так, как делал, когда хотел избежать ответа. Его губы недовольно скривились, будто он осознал, что я им манипулирую.

– Ратбоун… – взмолилась я, хлопая ресницами.

Ох, как мне хотелось знать больше.

– Хорошо, – напряженно вздохнул он.

Я сдержала радостный писк.