Клятва мёртвых теней

Словно некая кармическая сила двигала ими, музыканты заиграли медленную мелодию. Из-под купола облаков вышла луна, чтобы узреть столь невероятную картину. Бледнокровка прижал меня к себе, взял мою руку в свою и повел в танец.

Ратбоун, которого я встретила во дворе своего дома, был неуклюжим и угловатым, но этот новый Ратбоун оказался искусным танцором. Я не поспевала за ритмом, но ему это вовсе не мешало. Он двигал мои ноги в нужном темпе легким подталкиванием своего колена. Назад, влево, покружиться вокруг его руки. Я повторяла движения и с удивлением обнаружила, что наслаждалась процессом. Мы оба раскалились, и на лице Ратбоуна проступил румянец. Нежный, человечный.

Я коснулась его щеки и провела пальцем по светлой, но уже не болезненно бледной коже. Возможно, я находилась под впечатлением от момента, но мне почудилось, что Ратбоун смотрел на меня с благоговением.

– Неужели это сделала я?

Он сразу понял. Сверкнув белыми зубами, Ратбоун еще раз закрутил меня и крепко прижал к себе. Между нами не осталось ни миллиметра. В памяти промелькнула наша первая встреча. Тогда мы тоже танцевали, но движения в «Инферно» были темными, похотливыми и необузданными, в то время как танец в сквере напоминал скольжение по воде. Мир вокруг нас растворился.

Мелодия закончилась. Я ожидала, что Ратбоун тут же отстранится, но мы все еще были прижаты друг к другу. Хотелось что-то сказать, но слова не шли на ум. Открыть ему, что чувствую с ним связь? Но он наверняка сам все понял. Было ли это эффектом магии воскрешения или Ратбоун в самом деле потеплел ко мне?

Больше всего я буду скучать по нему. Как принц Дома крови, он вряд ли последует за мной и мамой в Меридиан или куда-то еще. Пусть и перерожденный, Ратбоун оставался частью своего мира, выращенный на насилии и жестокости. На жажде власти. Я это прекрасно понимала.

Отчего же так больно было даже помыслить о расставании с ним?

Момент подошел к концу. Я отстранилась первой, сославшись на то, что танец вызвал у меня жажду, и мне срочно нужно глотнуть воды. Он и правда ее вызвал, только не в прямом смысле.

Навстречу нам бежала Киара.

– Мора, пора.

19 Знала бы, где умереть, – соломки бы постелила

Хуже всего было осознавать, что я не представляю, с чем имею дело. Меня пробрал холодный пот. Я смотрела на страницы, точно на тест по математике, к которому вообще не готовилась, а вместо этого до часу ночи не отрывала глаз от сериала. Я разглядывала книгу Миноса, будто видела ее впервые. Слова, едва ли не заученные наизусть, казались чужими. Вместе с Киарой мы разработали план действий.

Сначала сделать надрез на пальце и оставить след крови на каждом из магических предметов. Затем лечь в выкопанную яму на кладбищенской земле так, чтобы всем телом касаться ее. Потом прочесть заклинание.

И все же я смотрела на элементы на столе, как олень на приближающиеся огни автомобиля. Заныла переносица: настолько часто я хмурилась в последнее время. Но не успела я сделать и вздоха, как меня вынесло из настоящего в прошлое.

Я по-прежнему была на кладбище. Вот только не в Меридиане. Родные закоулки и запах камня в нескольких метрах от склепа святого Иосифа. Краем глаза я заметила движение неподалеку.

Это была мама. Она копошилась в земле, и я позвала ее. Когда мама выпрямилась, я обхватила ее за бедро и прижалась к ноге. Моя макушка доходила ей до пояса. Она ласково погладила меня по голове.

– Прости, солнышко, скоро это закончится, – сказала она.

Что-то меня напугало. Я поняла это по тягучему чувству внизу живота и по тому, как от каждого выдоха дрожали бусины на подвеске у меня на шее. Что бы это ни было, оно приближалось.

Я заглянула вниз, и увидела яму на том месте, где все это время на корточках работала мама. Я решила, что она сажала цветы или убирала сорняки, но в действительности она копала яму. И та оказалась слишком глубокой даже для самого большого цветка. Сюда можно было посадить разве что пальму-гиганта, какую я видела однажды в Ашкутре.

– Ты вернешься? – спросила я.