Клич

Устыдившись, Космаков усадил уставшую с дороги свояченицу к столу, а сам отправил младшенького своего за Лихохвостовым — грамоте он обучен не был, только и мог, что расписаться, да и то с грехом пополам.

На зов его Лихохвостов явился тут же (синюю форму, смутившую когда-то Пушку, он уже снял и теперь красовался в черной косоворотке с черными же, как на гармошке, пуговицами).

— Читай, — сунул ему письмо Агапий Федорович и, приготовившись слушать, степенно огладил бороду.

В пахнущей кожами горнице собралась к тому времени вся его многочисленная семья: тощая, как доска, жена Мария Кузьминична и детки — Петр, Николаша, Ольга и Афанасий. Пушкино письмо порадовало и взрослых и детей.

— Я тоже пойду турка бить, — сказал средний, рыжий и веснушчатый, будто просом обсыпанный, Афанасий.

— А вот я тебя! — пригрозил ему Агапий Федорович, но без злобы, а с доброй улыбкой.

Письмо смягчило и объединило всех.

— А что это за Тырново, вроде бы я не слыхал? — солидно заметил Космаков и сморщил лоб, как бы стараясь вспомнить.

Участник сербской войны Лихохвостов понял, что вопрос обращен к нему, но сколько ни напрягался, а про Тырново ничего прояснить не смог.

Тогда он выскочил за дверь и вскоре возвратился с картой и с женой Зинаидой Сидоровной, дородной словоохотливой женщиной с рыхлым, похожим на сдобную булку лицом.

— С радостью вас, Глафира Евлампиевна, — поклонилась Зинаида Сидоровна Глафире, — с письмецом…

Лихохвостов по-хозяйски смахнул со стола крошки и развернул карту.

— Вот она, наука-то, — с одобрением обратился Агапий Федорович к окружающим, будто призывая их в свидетели.

Лихохвостов забубнил что-то, тыча перед собой пальцем со скусанным ногтем, и весь покрылся испариной.

— Али карта не та? — забеспокоилась Глафира.

— Да как же не та, коли вот и Тырново! — обрадованно воскликнул Лихохвостов и указал на маленькую черную точку среди беспорядочного разлива желтой и коричневой краски.

— А это что? — спросил, посапывая за его спиной, Космаков.

— А это горы. Стал быть, в горах оно, Тырново.

— Ого, куцы залетел-то наш кавалер! — с одобрением кивнул Агапий Федорович.

Тут пришел за сапогами столяр Ефим Никанорович и, поглядев на карту, покачал головой: без ученого, мол, человека сей хитрой премудрости им все равно не одолеть. Стали думать да гадать. Агапий Федорович вспомнил, что весною ставил набойки учителю географии, жившему здесь неподалеку, в Ямской слободе.

Послали за учителем.

— Ты уж нас уважь, Олег Иванович, — обратился к нему Космаков. — Я тебе башмаки подбил, а нынче с большою просьбою.

И он рассказал о Пушкином письме и о Тырнове.

Учитель выслушал его с пониманием и, протерев очки, пояснил:

— Есть такой город на Балканах. Сам я там не бывал, но кое-что знаю…

— Вот и поделись с нами своею ученостью, — обходительно попросил его Агапий Федорович. — А ежели в другой раз порвутся башмаки, так приходи, я их тебе починю бесплатно…

И Олег Иванович, чувствуя себя стесненно, рассказал, что Тырново — древняя болгарская столица, и что через него лежит дорога на Габрово и через Балканы далее к Константинополю, и что ежели турки что и задумали, то не иначе как задержать наших на перевале. Здесь, должно быть, и случится самое жаркое дело, а как перейдем через Балканы, тут и войне конец.

— Вот оно как, — покачал головой Космаков. — Выходит, Ермак-то Иванович попал в самое что ни на есть пекло…

Глафира вскрикнула, и Зинаида Сидоровна принялась обмахивать ее платочком.

Учитель, никак не ожидавший, что его сообщение принесет столько беспокойства, стал сконфуженно откланиваться, но Агапий Федорович попридержал его и велел жене ставить самовар и накрывать на стол.

Остаток дня прошел в затянувшемся чаепитии и пустых разговорах, потому что никто не решался побеспокоить Глафиру новыми напоминаниями о Пушке. Однако образ бывалого солдата витал в мыслях каждого, так что и он незримо присутствовал за гостеприимным столом.

66

Из дневника генерала М.А. Газенкампфа (штаб главнокомандующего, великого князя Николая Николаевича):

"28 июня. Вторник. — Деревня Иванча утопает в зелени по обеим сторонам быстрой речки. Наши палатки — на прибрежием лугу. Обедали под открытым небом: куриный суп, жареные куры, компот из консервов и кофе. Перед самым обедом приехал из Тырнова адъютант великого князя, поручик Лиханов, привез подробную реляцию Гурко и захваченное турецкое знамя: зеленое, с какими-то надписями, с желтыми лентами, на простом, некрашеном древке, увенчанном звездою и полумесяцем. Все это сегодня же будет послано государю.

Здешнее население встретило нас с таким же восторгом, как и попутное. Дер. Иванча — совсем нетронутая. Жители одеты неряшливо и грязно, но очевидно — зажиточны. Хлеба, фуража, скота, разной птицы — вволю. Но на жителях заметен отпечаток многовекового рабства: малорослы, сухопары, очень робки…