Кликуша

– О работе думаешь? А обо мне ты хоть раз подумала? Когда замуж за меня выходила – думала обо мне? Каково мне будет житься с такой женой? Думала ты об этом? Лгунья!

Глаза Прасковьи налились слезами, губы задрожали. Казалось, что после ужасов, которые она пережила в монастыре, ей уже ничего не страшно, но, оказывается, это не так. Разочарование родных бывает страшнее всего.

– Алешенька… – прошептала Прасковья и протянула к мужу дрожащие от волнения руки.

– Отстань!

Алексей замахнулся, но не ударил ее, опустил сжатый кулак. Губы его скривились в злой гримасе.

– Правильно мне мать говорила, что с тобой все не так, Прасковья! Не сможешь ты никогда быть хорошей женой и матерью. Предупреждала она! Почему я ее не послушал?

– Я постараюсь быть тебе хорошей женой, Алеша! Я самой лучшей женой в мире стану, вот увидишь! Только не гони меня! – сквозь слезы взмолилась Прасковья, – Мне просто нужна твоя помощь, Алеша! Я одна не справлюсь со всем этим…

Прасковья подбежала к мужу, бросилась ему на шею и принялась целовать его щеки. Но Алексей оттолкнул ее, брезгливо вытер ладонью лицо и, взглянув ей в глаза, сурово сказал:

– Нет уж. Такой я тебя не приму. Завтра же едем в монастырь снова. Я этому старику-монаху в его наглую рожу плюну, чтоб он впредь честных людей не обманывал!

Услышав эти слова, Прасковья побледнела, как снег и попятилась назад. Когда Алексей протянул ей руку, она яростно замотала головой.

– Нет, нет, нет! – шепот ее перерос в отчаянный крик, – Нет! Лучше убей меня прямо здесь и сейчас, Алеша, а в монастырь я больше не поеду!

– Поедешь! – рявкнул Алексей, – по-хорошему не поедешь, я тебя силой туда отвезу!

Прасковья развернулась и побежала прочь от Алексея. А он вместо того, чтобы догонять сбежавшую жену, стоял и смотрел, как ее длинная, выбившаяся из-под платка, коса, болтается на бегу из стороны в сторону.

– Бежать-то все равно некуда. Набегаешься, вернешься, и сразу в монастырь поедем, – устало сказал Алексей.

После этого он развернулся и пошел к дому.

Глава 8

– Я уже на все согласен, мама. Хочет жить кликушей? Пусть живет. Хочет мучиться с припадками всю жизнь? Пусть мучается. Только бы домой вернулась… Тоскую я по ней.

Алексей тяжело вздохнул, допил чай, который налила ему Зоя, и со звоном поставил пустую чашку на стол.

– Ты точно не знаешь, где она может быть? – спросил он, внимательно глядя на тещу и надеясь прочесть в ее глазах ответ на свой вопрос.

Лицо Зои было бледным и глубоко печальным.

– Не знаю, Алеша… Если б только знать! Я ведь тоже везде ищу ее. На улице ночами уже холодно. А впереди суровая зима. Как моя доченька ее на улице переживет, если домой не воротится? Два месяца уж прошло с тех пор, как она убежала.

Зоя громко всхлипнула, прижала ладони к лицу. Алексей, не в силах вынести ее слез, встал из-за стола и принялся нервно ходить по тесной кухне из угла в угол.

– Я все окрестные леса оббегал, все сараи, амбары – все обыскал! Нет ее нигде! Как сквозь землю Прасковья провалилась.

– Но люди-то ее видают, Алеша, – громко высморкавшись в платок, неуверенно проговорила Зоя, – то у церкви, то за селом, то возле леса… Давеча вон мне Глашка, соседка наша, сказала, что видала Прасковью у речки – на мостках она белье стирала. Мол, поздоровалась с ней даже.

– Что же ты, мама, молчишь? С этого и нужно было начинать! – воскликнул Алексей, – раз она там вчера стирала, может, и теперь где-то там ходит, рядом с речкой.

Зоя тяжело вздохнула. Не хотела она говорить об этом Алексею, боялась, что он дочку ее снова к монахам потащит. Но пришлось – Алексей побожился ей Прасковью больше не трогать, да и сама она ее никак поймать не могла, та бегала от нее и даже слушать не хотела, что мать говорит.

Алексей выбежал из тещиного дома и побежал, сломя голову, к речушке, что текла за селом. Раньше, когда полоскалки на роднике в самом селе еще не было, сюда много кто из баб ходил стирать белье. А теперь мостки почти разрушились, никого здесь не было, летом только ребятня бегала плескаться.

Алексей остановился на пригорке и огляделся. Осенний день был ясным и морозным. Листва на деревьях опала, и они стояли голые, тонкие и ранимые. Небо синело между черными ветвями, и воздух был чист и кристально свеж. Алексей невольно залюбовался хрупкой, мимолетной красотой осени. А потом увидел Прасковью. Она шла к мосткам такая же, как эти деревья вокруг – голая, тонкая и хрупкая. Нежные груди были прикрыты длинными, распущенными волосами, округлые бедра мягко покачивались в такт плавному движению. Прасковья была прекрасна…

Но, увы, это был лишь мираж, обман зрения истосковавшегося мужа. На самом деле Прасковья была закутана в какое-то заплатанное тряпье, волосы ее спутанными колтунами торчали в разные стороны. Она наклонилась к воде, чтобы набрать в чугунок воды.

– Прасковья! – позвал Алексей.

Она замерла, склонившись к самой воде. А потом медленно повернула голову к берегу, увидела мужа, и уже хотела бежать, но Алексей закричал:

– Стой! Выслушай! Я из-за сына пришел!

Прасковья замерла, услышав это, но в лицо мужу смотреть не решалась.