Кликуша

– Ты, мужик, лучше по-хорошему проваливай. Это моя женщина. Сегодня я на ее кровати спать буду, – прорычал Алексей, сжав кулаки.

Катька вцепилась в Алексея, пытаясь удержать его, но он грубо оттолкнул ее в сторону.

– Беги, Володя! – закричала она.

Но Алексей уже бросился на своего соперника и принялся колотить его в бока и живот. Тот почти сразу повалился на землю, точно мешок с картошкой.

– Перестань, Алеша! Прекрати немедленно! Ты же убьешь его! У него дома семья, дети! Кто их кормить будет, если ты его покалечишь? – кричала Катька, размазывая по щекам слезы.

Алексей подхватил мужика за подмышки и оттащил за калитку.

– Вали давай к жене и к детям, небось, заждались тебя! – сказал он и сплюнул в сторону.

Потом он вернулся во двор, подхватил рыдающую Катьку на руки и с видом победителя понес ее в дом.

***

С тех пор, как Прасковья призналась Алексею, что больше не любит его, он перестал ночевать дома и переменился к ней. От былой нежности и заботы не осталось и следа. Он стал груб, невнимателен и относился к жене, как к обслуге. Когда Прасковье знакомые женщины рассказали, что шалашовка Катька ходит и всем хвастается, что скоро Алексей к ней насовсем переедет, она им ответила уверенно, что все это вранье, и муж ее дома ночует.

Алексею в тот же день Прасковья сказала:

– Ты бы хоть людей постыдился! Все село уже про вас с Катькой знает. Мне в глаза тыкают. Она, бесстыжая, всем говорит, что ты скоро к ней жить уйдешь!

– Может и уйду! – огрызнулся Алексей, – возле такой жены, как ты, ничего не держит!

– Да? А ребенок как же? – воскликнула Прасковья.

– А я и Феденьку с собой заберу. Не с кликушей же его оставлять! Воспитаю как-нибудь без тебя!

Федор бросил ложку на стол и швырнул чашку с недоеденными щами об стену.

– Щи у тебя, Прасковья, кислые! Как и ты сама!

Прасковья смотрела, как остатки капусты и картошки стекают по стене, и из глаз ее текли слезы. Если Алексей и вправду уйдет и заберет с собой Феденьку, ее жизнь будет кончена.

На следующий день Прасковья пошла за советом к матери.

– Не умеешь ты быть гибкой и изворотливой, как змея, Просенька, – вздохнула Прасковья, – ни один мужик с холодной бабой жить не станет.

– Ну не могу я, мам. Не хочу я, чтобы он ко мне прикасался!

– А ты глаза зажмурь, перетерпи и все. Тебе не сложно, а мужу приятно.

Настал черед Прасковьи тяжело вздыхать.

– Он теперь по этой нужде к Катьке ходит. Как мне его остановить-то?

– А ты его после вкусного ужина-то обними, приласкай да в кровать уведи. Там уж все само сделается! После этого к Катьке уже идти не захочется! – уверенно ответила Зоя.

Она поставила перед дочерью тарелку горячей похлебки.

– Ох и искалечили тебя эти ироды! – прошептала она, – но если ты в своей семье сейчас все не исправишь, потом поздно будет. А если Катька понесет от Алексея, то считай, и вовсе все пропало! Так что будь, как змея, доченька. Она тоже холодная, но гибкая. Опутает так, что не вырваться. Будь, как змея…

***

Несколько дней Прасковья собиралась с духом, чтобы подойти к мужу с лаской. И вот в один из вечеров она уложила Феденьку спать пораньше, а сама распустила косу, накинула ажурную шаль на плечи и села ждать Алексея.

Он пришёл домой и, не проронив ни слова, съел свой ужин. Прасковья подошла к нему со спины и положила ладони на широкие плечи. Алексей весь напрягся от прикосновения, но ничего не сказал.

– Алешенька, – проговорила Прасковья хриплым от волнения голосом и, склонившись к уху мужа, прошептала, – пойдем со мной в постель.

Алексей обернулся, подозрительно глянул на нее и усмехнулся:

– Чего это ты выдумала, Прасковья? Что на тебя вдруг нашло?

Прасковью трясло, но она выдавила из себя улыбку и прошептала:

– Я хочу, чтобы ты сегодня остался дома. Со мной…

Она встала перед Алексеем, развязала шнурок на длинной сорочке, и та соскользнула с плеча, обнажив одну грудь. Алексей даже не взглянул на грудь Прасковьи. Он отвернулся к окну, насупился и спросил:

– Не любила, не любила, а теперь взяла и полюбила меня снова? Или просто испугалась? Ты же вечно врешь, Прасковья! Даже сейчас я по твоим глазам вижу, что врешь!

Голос его прозвучал насмешливо, и Прасковья смутилась, покраснела до корней волос, неуклюже прикрывая голую грудь руками. Но Алексей крепко схватил ее за руку и приказал:

– Раздевайся, коли уж начала.

Прасковья проглотила ком, вставший в горле и дрожащими руками стянула с себя ночнушку. Алексей какое-то время смотрел на жену, а потом его разобрала злость от того, что с ней, красавицей Прасковьей, все у него с самого начала идет наперекосяк. Вроде бы вот она – прямо перед ним стоит, но при этом она как будто не с ним. Так может, это она во всем виновата? Охмурила его, влюбила в себя. Он, как дурак, от любви сохнет, а ей его любви даром не надо.