Кликуша

– Феденька по тебе скучает, Прасковья. Плачет. Просит, чтобы ты домой вернулась. Подарок я тебе от него принес.

Алексей вынул из-за пазухи камушек, он сверкнул в его пальцах зеленоватым блеском, и Прасковья открыла рот от изумления. Она узнала этот камушек. Феденька нашёл его когда-то на дороге и посчитал драгоценным. Он не расставался с ним даже ночью – клал под подушку перед сном. Камушек этот был любимой игрушкой Феденьки.

И вот теперь Алексей говорит, что мальчик решил подарить свою драгоценность ей, Прасковье. Неужели сын и вправду скучает по ней, любит ее? Тягучая материнская тоска накрыла Прасковью с головой. Хитрость Алексея сработала. Он знал, что к нему Прасковья не вернется, но просьбе сына не откажет. Поэтому он выкрал камушек у Феденьки, пообещав спящему сыну вернуть и его, и сбежавшую мамку, обратно.

– Пойдем домой, Прасковья, – проговорил Алексей и медленно пошел в сторону Прасковьи.

Она смотрела на него загнанными, полными слез, глазами и молчала.

– Обещаю, я не повезу тебя в монастырь. Не повезу, клянусь! Как-нибудь будем вместе бороться с твоими припадками. Верь мне, – прошептал Алексей.

Подойдя к жене, он осторожно взял ее за руки, притянул к себе и крепко обнял. Прасковья была похож на бродяжку – грязная, лохматая, худая. В эту минуту Алексей не знал, что он чувствует к этой женщине – все еще любовь или одну только жалость. Если бы знать заранее, что дурманящие чувства, которые кружат нам голову в молодости, вовсе не вечны…

– Пойдем домой, Прасковья, – повторил Алексей.

И Прасковья послушно пошла следом за мужем, крепко сжимая в кулаке маленький зеленый камень.

***

Под конец зимы от сердечной болезни умер отец Алексея. После похорон Акулина заболела и слегла, и Прасковья, наконец, смогла стать хозяйкой в доме и настоящей матерью своему сыну. Теперь она в одиночку управлялась и с материнскими обязанностями, и с большим хозяйством, доставшимся им с Алексеем от свекров. Ей это было не в тягость, ведь никто не придирался к ней и не делал несправедливых замечаний. Припадки Прасковьи больше не повторялись, и вся она как будто расцвела – плечи распрямились, тело пополнело, щеки налились румянцем.

С Феденькой они, наконец, сблизились. Поначалу мальчик плакал и рвался к бабушке, но, убедившись, что та только лежит и больше не может нежить и нянчить его, как раньше, стал прижиматься в поисках ласки, к матери.

Прасковью до слез трогали крепкие детские объятия. Она впадала в жуткую панику, когда Феденька плакал или расстраивался. Но постепенно она привыкла ко всему, и на душе у нее поселилось такое спокойствие, какого она никогда не знала. Сердце Прасковьи в те дни было полно любви.

Единственный человек, на которого этой любви по прежнему не хватало, был Алексей. Она все так же отворачивалась от него по ночам, отвергала все попытки мужа сблизиться.

– Ты не любишь меня что ли? – как-то ночью спросил ее Алексей.

Прасковья повернулась к нему, и лицо ее было грустным и растерянным.

– Наверное, нет, – честно ответила она.

Эти слова обрушились на Алексея, как гром среди ясного неба. Они были мужем и женой, а значит, должны любить и уважать друг друга, иначе что это за семья такая? Он ведь сумел справиться со своими сомнениями, почему же Прасковья не может?

Алексей вылез из теплой постели, в сердцах пнул ногой табурет, на котором лежала одежда Прасковьи, а потом вышел из спальни. Прасковья не стала удерживать его, она не сказала ему ни слова.

Одевшись, Алексей вышел на улицу и вдохнул свежий, весенний, пахнущий навозом, воздух. Он был возбужден, его переполняла злость на жену. Он вышел со двора и пошел по темноте вперед, не разбирая дороги. Опомнился уже тогда, когда подошел к знакомой калитке. Калитка была открыта. Алексей прошел во двор и остановился у окна, за которым дрожал маленький огонек свечи. В доме было тепло, стекла запотели, и Алексей не видел, что происходит внутри. Он громко постучал три раза, и вскоре скрипнула входная дверь, и на улицу высунулась Катька.

– Алеша? – удивленно воскликнула она.

Алексей подошел к ней, сжал в объятиях, жадно впился губами в мягкую, податливую шею, и тут же почувствовал, что от Катьки пахнет крепкой рябиновой настойкой. Ему вдруг тоже страсть как захотелось выпить настойки, напиться допьяна, а потом уснуть в Катькиных объятиях. Он поцеловал мягкие, влажные губы, но женщина вдруг оттолкнула его, пьяно икнув.

– Уходи, Алеша. Не одна я, – прошептала она.

– Как это – не одна? – удивился Алексей, – кто там у тебя?

– Мужчина, – прошептала Катька, толкая Алексея к калитке, – не все же мне тебя дожидаться!

– Катюха! – раздался из дома голос Катькиного гостя.

– Иду! – крикнула она, обернувшись к дому, а Алексею снова прошептала, – Уходи скорее!

– Никуда я не уйду! – заорал Алексей, – я к тебе пришел, и не уйду, покуда свое не получу! А ну показывай своего хахаля, я ему быстро морду-то разукрашу.

– Алеша! Алеша! Перестань! – испуганно запричитала Катька.

Но из дома на шум уже выбежал мужчина в одних портках.

– Ты чего приперся, да еще и орешь на все село? – с трудом выговаривая слова, спросил он.