Клин клином

Он аккуратно подается к ней, но она не идет навстречу, отворачивается и обнимает себя здоровой рукой. В ее тихом плаче слышится болезненное: «Я так виновата перед тобой! Так виновата!»

– Я до смерти испугалась, – говорит она, немного успокоившись. – Ты все детство был неусидчивым ребенком. Я так сильно уставала с тобой. А в тот день… мне нужно было за что-то ухватиться… это ведь из-за меня все… из-за меня все-о-о…

Ее плечи трясутся, и голова опускается к коленям. Обнять бы ее, утешить хоть немного, но она все еще не дается в руки. Денис терпеливо дожидается, когда мать, раскрасневшаяся, с мокрыми ресницами, вытрет слезы, вновь сядет прямо.

Затем он говорит ей без тени сожалений:

– Ты так печешься о моем благополучии, но не замечаешь, что делаешь это мне в ущерб. Это из-за тебя я столько лет живу от приступа до приступа, получается? Тогда почему ты ничего не рассказала Светлане Николаевне на первом сеансе? Значит, ты все это время знала, что за сны мне снятся! Знала, но все равно молчала. Почему, мама?

Ее рот вновь дрожит, но она преодолевает новый наплыв слез и нежно дотрагивается до его ладони, прежде чем молча выйти за дверь.

Она не может находиться рядом с ним, не выдерживает жгучего стыда, ей до смерти хотелось бы забыть свою ошибку, хотелось бы не винить себя больше в том, какая она никудышная мать. И это было бы возможно, не упади Денис в ванну. Однако он упал, и упал по ее вине, и сейчас ей остается только корить, корить себя и маниакально добиваться для сына лучшей жизни. Жизни, которой он бы лишился, не вытащи она его вовремя из воды.

Денис откидывается на подушку тяжело, как мешок с песком. Как же я устал, думает он, затем незаметно для себя засыпает.

* * *

Его пробуждение приходится на обед. Никто не будит его, не расталкивает сварливо: «Хорош лицо давить! Так весь день проспишь!», а в доме стоит неожиданная тишина. Молчит и радио, и телевизор, и чужие голоса.

Бабушка обнаруживается сразу: подвязывает тяжелые помидорные грозди. Машины отца почему-то нет во дворе. Денис уж грешным делом вновь думает, а не приснился ли ему вчерашний разговор с мамой? Однако Славкина книжка лежит там же, куда он ее заныкал, значит, нет – не приснился.

Денис открывает чужой блокнот с песнями в надежде отвлечься от неприятных мыслей, но по итогу цепляет таких же. Сегодня он уедет, оставив после себя след из ошибок и разочарований, оставив конфликт с ребятами неразрешенным. Именно таким они его запомнят – несдержанным и наглым. Да, он погорячился, повел себя просто отвратительно, но уже ничего не поменять наверняка, не стать им больше друзьями после всех тех слов. «Значит, так тому и быть».

Взгляд поднимается к столу, и невольно становится совестно, что мама видела этот завал. И на полу черт-те что, стул шмотками завален – и чистыми, и грязными. Скоро, очень скоро он вернется в свою прежнюю жизнь, туда, где ему не придется переживать о бардаке, ведь его комнату прибирает женщина из клининговой службы, где нет проблем с сотовой связью и есть скоростной интернет, туда, где его ждут друзья с потока и тусы каждую субботу. Вот только радости от этого ни грамма.

Он вяло выискивает на стуле чистые трико, но тут его пальцы натыкаются что-то холодное и кожаное. На тонкий ремешок, прицепленный к чехлу полароида.

Кармашек, распухший от количества карточек, а внутри горит вспышками выпускной вечер. Где-то стоит Славка, прижав телефон к уху. С мокрыми волосами смеется Юля, а рядом с ней дымят какие-то ребята. У длинного стола с разливом Толик протягивает руку со стаканом. Затем Мурат, пьет из этого стакана, чтобы отвлечься.

Грустный, с пьяным огоньком в глазах, но такой красивый и влекущий. И пусть в тот день все было между ними шатко, и пусть они еще плохо знали друг друга, но Денис не переставал думать о нем и о нем мечтать. Если совсем по правде, и перед расставанием они знали друг о друге только то, что им вместе хорошо и приятно. Время сотрет многое, может статься, Денис забудет, что Мурат когда-то рисовал и много курил, но то, что между ними было, – нет, никогда. Ведь первая любовь не забывается. Мурат имеет право ничего не запоминать, и Денис не хочет его обязывать даже мысленно.

«Но я охотно обязал бы себя».

В этот момент в проеме комнаты возникает крупная фигура Кати.

– Уже проснулся? – Она садится рядом. – Как ты? В порядке?

Денис готов, как обычно, разозлиться – он все-таки взрослый парень, а не нежная мимоза, но… какая теперь разница? Он и так уже оголен перед всеми донельзя.

– И похуже бывало, – равнодушно пожимает плечами. – Зато я как следует выспался.

– Это хорошо. – Веснушчатые щеки Кати приподнимаются от улыбки. – У тебя сегодня много забот, ты же знаешь. А это что? – Тут ее внимание привлекает полароидная карточка. – Ух ты! А кто фотограф? Ты? – Денис кивает, но неохотно. Это фото с Муратом любительское, слово «фотограф» здесь ни к месту, однако Катя думает иначе: – Слушай, а отлично получилось, Дениска. Как красиво стоит, да? А Мурат… он придет тебя провожать?

Денис объясняет ей, почему Котов не придет.