Клиника Сперанского

— Вот видите, как оно вытанцовывается, — хлопнув себя по лбу, воскликнул Башкиров. — Выходит, я соврал, всё было так, как вы говорите. Мефодич, стало быть, полез драться, а Плетнёв вынул пистолет, снял с предохранителя и положил справа от себя. Так и запишите в своей драгоценной памяти, дорогущий вы наш Юрий Николаевич. К сему могу приложить опровержение соседки Логиновой, которая якобы наблюдала дуэль Гуцало с Плетнёвым. Соврала, ни шиша она не наблюдала.

После чего вынул из внутреннего кармана сложенный вчетверо лист и припечатал перед Кузнецовым.

Кузнецов, у которого в голове произошло некоторое перемещение файлов, отчего из слов Башкирова выстроилась стройная картина никакого не убийства, а самого заурядного несчастного случая, к которому даже определение «небрежность» не подходило, вздохнул с облегчением и к полнейшему своему удовлетворению прочитал каракули Логиновой: «Испытывая угрызения совести, пишу опровержение своим показаниям по поводу вчерашней дуэли, которые являются домыслом. Про дуэль прочитала в романе, кажись, Донцовой, а может Лермонтова. Была буря, а когда буря — у меня то приливы, то отливы. Вышла на улицу-то, а там стоит человек, другой же человек лежит, вот и подумалось: ага. О чем написала вашему сотруднику, который приехал на машине. Состою на медицинском учете в психоневрологическом диспансере. Татьяна Логинова».

Итак, всё вроде бы встало на свои места, никаких проколов в объяснении Башкирова не было, а та чушь, которую тот молотил перед этим, начисто забылась, но что-то было не то.

— Ах, да, — вспомнил Кузнецов. — Как-то из головы вон, есть же признание Плетнёва. Неувязочка. И еще: вы-то с Мефодичем как оказались в квартире Лукича?

— Соседи мы, — охотно откликнулся Башкиров. — Частенько общаемся. Что касается признания Плетнёва, так его нету.

— Как же нету, когда оно лежит в столе Сапрыкина? — слабо возразил Кузнецов, у которого в голове опять началась какая-то путаница. — Ожидает, так сказать, приобщения к делу.

— Ошибаетесь, Юрий Николаевич, нету, — весело произнес Башкиров. — Мы же сейчас идем к Олегу Павловичу? Вот сами и убедитесь.

Кузнецова в этом странном визите ничего уже не удивляло. Ясно было, что Башкиров о происшествии на улице Марии Ульяновой знает много больше, чем он, начальник отдела. Откуда-то ему известно, что сокамерники дурно обращаются с Егором. Больше того, он запросто предугадывает, например, то, что они должны пойти к Сапрыкину. Именно Олег Павлович держит пока у себя все материалы по Плетнёву и именно от него зависит, как будет развиваться следствие, а это, простите, сведения закрытого характера. «Хотя, — подумал Кузнецов, — я же сам проболтался, что признание Плетнёва в столе у Сапрыкина, ожидает приобщения к делу. Башкиров мужик неглупый, вот и сделал вывод».

— Простите, а вы кто? — спросил Кузнецов. В принципе, вопрос этот он должен был задать еще в начале разговора, но почему-то не задал. — Что закончили, где и кем работаете?

— Закончил кафедру прикладных наук частного университета, — ответил Башкиров, вставая. — Работаю в частном же секторе советником директора. Пойдемте?

А на кой ляд тебе, советнику директора, Егор Плетнёв? — запоздало подумал Кузнецов, но озвучивать этот вопрос не стал. Мало кто в наше время будет заступаться за постороннего человека, вот и показалось странным.

Глава 15. Не темни, Андрюха

Далеко не всякий был вхож в кабинет начальника особого отдела, и Кузнецов ожидал, что Сапрыкин выскажется по поводу Башкирова, но тот, посмотрев на советника, ничего не сказал, а этак скучно воззрился на коллегу, как бы говоря: ну, излагай, а я послушаю.

Кузнецов начал говорить и сам себе удивлялся, до чего же складно получается, убедительно, веско, будто всю ночь репетировал. Понятно, конечно, что и сам не пешка какая-нибудь — начальник отдела, но перед этим сомнения были, ведь выходило, что пришел он выгораживать собственного подчиненного, который накуролесил так, что будь здоров. Поэтому, собственно, и от участия в расследовании отстранили, чтобы, выгораживая, не давил авторитетом на следствие. Про признание Плетнёва он специально не упомянул, думал, что Сапрыкин, ухмыляясь, вынет его из ящика и помашет, как флагом. Нет, не вынул, даже не заикнулся, а вот опровержение Логиновой сунул в ящик, после чего сказал Башкирову:

— Изложите, пожалуйста, в письменном виде, что на самом деле произошло в квартире Лукича. Коротенько, не особенно распространяясь.

— Коротенько не получится, — ответил Башкиров, вынимая из внутреннего кармана и разворачивая показания на трех листах. — Здесь всё подробно, без помарок, с подписью и датой. Вот они: подпись и дата.

Зачем-то показал пальцем.

— Руки уберите, — поморщившись, попросил вальяжный Сапрыкин. — Вы же не поломойка какая-нибудь безграмотная, культурный человек. Поди, дворяне в роду были. Были?

— Не без того, — вздернув подбородок, ответил Башкиров. — Но суровая действительность огрубляет, заставляет всем тыкать и показывать на предмет не лорнетом, а пальцем.