Клиника Сперанского

— Где-то я вас видел, — задумчиво проговорил Сапрыкин, и Кузнецов вдруг почувствовал, какой же он мужлан в окружении этих аристократов. — Не напомните — где?

— На Камергерском? — сказал Башкиров. — Правда, я там нечасто бываю.

— Я тоже, — произнес Сапрыкин, поджав губы. — Что ж, коли так, Плетнёва нужно перевести под домашний арест. СИЗО — это слишком, тем более с такими соседями.

Хитрец такой, забыл добавить, что камеру именно с этими педиками подбирал сам.

— Оформим как несчастный случай, не возбуждая уголовного дела, — подытожил Сапрыкин. — Вы как, Юрий Николаевич?

Обычно при посторонних таких заключений не делают, но вышло именно так, будто Башкиров и не посторонний вовсе. С другой стороны, какой же он посторонний, когда спас от тюрьмы невиновного?

— Обеими руками за, — ответил Кузнецов, у которого как гора с плеч свалилась…

Проводив Башкирова до выхода, он направился было к лифту, но, передумав, вернулся к дежурному офицеру на входе и спросил:

— Кто оформлял пропуск на товарища, который только что вышел?

— Я не видел, как он входил, — ответил офицер.

— Кто стоял до тебя?

— Я здесь с девяти утра и никуда не отлучался, даже по нужде.

— Ага, — сказал Кузнецов. — А потом удивляемся, что галоши пропадают. Ладно, замнем для ясности, я ничего не спрашивал…

У Новикова вчерашний день прошел под знаком похмелья товарищей по работе. Те как поправили с утра головы, так и сорвались с тормозов, ничего не хотели слушать. Особенно усердствовал Панкрат, которого на самом деле звали Павлом, считавший себя любимым учеником Тараса, хотя был на два года старше его. Естественно, как ученик он считал себя единственным преемником и наследником Тараса, а Андрюху в упор не видел, хамил, грозился спустить шкуру. Пришлось дать ему леща, потом другому, полезшему защищать Панкрата, потом третьему. Остальные лишь поворчали, но связываться не стали, поняли, что Новиков лишь с виду тих, может и рога обломать, если довести.

Дело это произошло в раздевалке, куда Новиков зашел всего лишь пристыдить коллег. Пристыдил называется, самому сделалось неловко: Панкрат наблевал в углу и сидел теперь хмурый-хмурый, двое других лежали пузом кверху на лавках, унимали кровь из носа.

— Вы уж, ребятишки, простите, что сорвался, — произнес Новиков, чувствуя, что переборщил. — Мне, может, тяжелее всех. Я ведь до сих пор Тараса вижу.

И рассказал о том, что как наяву видит эфирного двойника Тараса, который стоит на могиле, а до этого общался с двойником в церкви на отпевании и во время похорон. Страшное дело.

— Врешь ты всё, — угрюмо процедил Панкрат. — Чем докажешь?

— Пошли, — сказал ему Новиков. — Проверить пара пустяков. Ты спросишь у него такое, чего я не знаю, он ответит мне, а я тебе. Пошли все вместе…

За сутки двойник маленько поистрепался, поизлохматился, но всё еще имел приличный вид. На эксперимент согласился с радостью, так как в ходе его проведения планировал подпитаться от людей энергией.

Надо сказать, что после вчерашнего урагана кладбище выглядело неряшливо, но день выдался ясным, солнечным, и это как-то не замечалось. Где-то через полчаса двойник насытился добротной хмельной энергией, а коллеги убедились, что между ними и Новиковым действительно существует некто, обладающий знаниями и опытом Тараса Покровского. Это их не просто поразило, а заставило в корне переменить отношение к Андрею, особенно после того, как «Тарас» попросил признать его своим продолжателем. При этом Новиков, озвучивая, честно повторял не только каждое слово «Тараса», но и его интонацию. Получалось настолько похоже, что Панкрат, прослезившись, сказал: «Не могу больше, братишка. Верю, верю». И, сгорбившись, ушел. Естественно, это событие было щедро обмыто с одним, однако, условием: с завтрашнего дня на работе не пить.

Вечером Кузнецов уведомил его о том, что Егор находится в СИЗО, а назавтра ближе к обеду на своем БМВ прикатил на кладбище. Был он в гражданском, этакий крепкий качок, кабан, никто и не подумал, что это офицер ФСБ.

Подойдя к Новикову, сказал, что нужно переговорить и вернулся в машину. Вскоре Новиков присоединился к нему, БМВ тут же тронулся и помчался по Макеева к Шмитовскому проезду. Проехав чуть больше шестисот метров, Кузнецов свернул направо во двор, заглушил мотор и сказал:

— За Егора похлопотал некто Башкиров. Расскажи поподробнее, что с вами сделали на улице Марии Ульяновой. Клянусь, никто об этом не узнает.

— Ничего не сделали, — ответил Новиков.

— Не темни, Андрюха, — сказал Кузнецов. — Я еще в понедельник, когда Саня с Егором вернулись с Ульяновой, заметил, что они не в себе. Как зомби. Затем, вечером, это странное убийство в «Граблях». Теперь этот несчастный случай с Гуцало, прямо наваждение ка…

— Постой, постой, — перебил его Новиков. — Ты же вчера говорил про убийство. Была дуэль.