…Никогда она не знала мужчины нежнее и заботливей. Он предугадывал ее желания прежде, чем она успевала полностью осмыслить их. Никогда ни один мужчина не относился к ней как к богине, с таким же трепетом и восхищением. Любая женщина назвала бы его развратным, но каждое его движение было ее осуществленным желанием. Ни одно легкое прикосновение не было неприятным или болезненным. Разврат и скромность, забота и ласка с яростью огня и силой бури в пустыне — все это было в нем. А свинской похоти, жестокости, грязи, эгоистичного животного желания — не было совсем. Он первый и единственный, с кем она позабыла про весь остальной мир. Потому что всем миром стал он один…
И ни один мужчина, обняв под утро после ночи, никогда не напевал ей колыбельную…
Краткий тревожный сон для Ниары закончился с наступлением рассвета. Открыв глаза, она некоторое время лежала, слушая, как ровно и размеренно бьется его сердце, но вскоре с сожалением покинула постель, стараясь его не разбудить.
— Не убегай от меня, — послышался недовольный голос, когда она начала одеваться.
— Прийти могут в любой момент, — шепнула Ниара, склонившись к нему и поцеловав. — Я не хочу, чтобы тебе причинили еще больший вред, чем они уже это сделали. Отдохни, пока есть время.
— Хорошо, — кивнул Альтис, не открывая глаз. И добавил совсем непонятные слова: — Жаль, что он будет смертным…
Вскоре женщина вернулась, принеся завтрак и сверток, который передали чешуйчатые воины. Пламенный тоскливо глянул на еду, вздохнул и отвернулся. В свертке оказались его военная форма и клинки.
Молча одевшись, демон извлек из потайного кармана флейту. Уцелела. Во всем этом кошмаре, в бреду, в бою, в огне, в крови — она уцелела…
— Поешь, пожалуйста, — попросила женщина, увидев, что пленник не прикоснулся к завтраку.
Альтис отрицательно качнул головой, спрятал флейту, достал клинки. Провел рукой по лезвиям, проверил заточку. Как всегда — идеально. Спрятал их, обмотал ножны оружейным поясом, протянул женщине:
— Это Белые мечи. Их зовут Левый и Правый. Отдай сыну, когда подрастет.
Она растерянно приняла клинки, а Альтис ненадолго замер, глядя в пустоту, потом потребовал гербовую бумагу для писем и воск для печатей. Откуда он знал, что сильенская гербовая бумага и зачарованный воск у нее есть, женщина спрашивать не стала. Принесла и чернила с пером. «Примитив», — фыркнул демон, увидев столь древнее средство для письма. В Сильене уже около века не пользовались такой неудобной вещью, как перья. Но, расположившись за столом врачевательницы, принялся быстро писать на серебряном. Женщина заглянула ему через плечо. Почерк у него оказался идеальный. Она плохо читала на чужом языке, но смогла оценить, как ровно, красиво и аккуратно ложились строки. Не отрываясь от письма, он заговорил:
— Это в Нимадорге более-менее грамотный только каждый десятый. В Сильене — образование государственное. Обязательное для каждого. Университеты, академии, училища и школы. И вся учеба абсолютно бесплатная, только экзамены надо сдать. В Нимадорге девочек выдают замуж насильно и в возрасте от четырнадцати лет, в Сильене же — не раньше двадцати, а лучше позже, и только по желанию девушки. Если она не желает — никто не заставит. Разводы у нас тоже практикуют. У нимадоргцев в каждой семье не меньше пятерых детей, у сильенцев — двое, максимум трое. И беспризорников практически нет. А женщина может занимать положение зачастую более высокое, чем мужчина. У императора нет наследника, но есть наследница. И она будет полноправной императрицей, а не придатком к мужу. С ее характером Карэн вообще не выйдет замуж. Там все так сильно отличается от того, к чему ты привыкла, Нири!.. Там будет свобода, девочка. Только там ты поймешь, что значит дышать небом и никого не бояться. Уезжай. Бери самое необходимое и уезжай немедленно.
Женщина молчала. Она знала — он снова предвидел будущее. Видела в этих странных глазах, каких не может быть у людей. Запечатал два письма, начал третье.
— У тебя есть четыре часа, моя дорогая девочка. — Ниара горько усмехнулась. Это она-то — девочка? Это он, мальчишка совсем, так ее зовет?! А ведь мальчишка-то — седой… — Через пять часов будет поздно. Ты встретишь по дороге Волка и передашь ему одно из моих писем. Второе и третье отдашь двоим его спутникам, некромантам. Скажешь, одно для Talle’rey. Но первым на пути ты встретишь эльфа. Не удивляйся, этот ушастый идиот уже в пути и бежит сломя голову, чтобы спасти героя империи. Ты его ни с кем не спутаешь. У Таэра разные глаза…
— …Таэр! Ты ведь тот самый Таэр?!
Бывший пограничник остановил свою риат. Непонимающе нахмурился, посмотрев на усталую нимадоргскую женщину, говорившую на серебряном с сильным акцентом. Симпатичная, но очень измученная, усталая, с красными от недавних слез глазами.
— Можешь говорить на родном языке, я прекрасно его понимаю, — на чистом нимадоргском сказал эльф.