— Не надо, милая. Это слишком высокая цена… Мне не пережить такой жертвы. — Ему было тяжело говорить. Он уже почти не чувствовал тела, а непослушный язык во рту и вовсе мешал. Но и молчать нельзя.
Она не ответила, не подняла глаз. Только переплела его пальцы со своими, молча пообещав: «Не буду…» А руки у них одинаковые… Хотя на его руках больше шрамов и мозолей. И мышцы — стальные ремни.
Немного помолчав, он прошептал:
— Знаешь, малыш, мне кажется, я старею…
— Вот дурной, — через силу улыбнулась она. — Тебе жить еще целую вечность.
Он мотнул головой, отрицая ее слова и показывая, что имел в виду другое.
— Сутью старею. Душой. Заешь, чем юность отличается от старости? — Поглядев на девушку, демон продолжил: — Готовностью к смерти… Юность хочет жить, старость готова без боя уйти в смерть. Скоро я буду готов к смерти…
— Не надо, — покачала головой Пламенная. — Дети Огня не стареют и перед смертью, Ал. Мы сгораем заживо, а не покорно ждем конца. Не надо…
Он не ответил, понимая, что она права и неправа одновременно. Прикрыл глаза, пытаясь уловить обрывки тяжело ворочающихся мыслей в затуманенном разуме. Хотелось спать. Лекарство начало действовать.
Повинуясь внезапному порыву, Алина потянулась к его голове и сняла застывшую Зерги.
— Нет! — тут же проснулся провалившийся было в сон Альтис. Даже попытался приподняться, но не вышло. — Нельзя ее снимать… не надо…
— Она тянет из тебя силы, — вдруг поняла Алина, чувствуя, как закололо тонкими иголочками пальцы.
— Пусть… так нужно… Лина!..
— Не отдам. — Девушка покачала головой, отступив на пару шагов. Погладила прозрачные чешуйки. — Если тебя это успокоит, пока что надену на себя.
— Линка…
— И не спорь! — Алина была непреклонна, несмотря на отчаяние, живо нарисовавшееся на бледном лице Пламенного. А LiiTtu’shot, не меняя цвета и не выходя из спячки, скользнула по руке воительницы, плотно обвилась вокруг предплечья, снова застыла стеклянным браслетом. — Вот видишь, она меня признала. Все будет в порядке.
— Ты не знаешь, что творишь!.. — Альтис еще пытался спорить. Но Алина видела — смирился.
— Не возражай мне сегодня, — вздохнула Пламенная. — Завтра будешь возражать, когда сможешь подняться на ноги.
Она осторожно примостилась на краю кровати, обняла его одной рукой, сосредоточилась, пробудив в себе особое чувство… То, что призывает настоящий изначальный Огонь, а не его подобие. Получилось не сразу…
Огонь жарко потрескивает в камине, совсем рядом. Он ласково что-то поет, отогревает, забирая боль старых ран. Родное плечо, в которое так хорошо уткнуться лбом, чувствуя бархат кожи, тепло и особый запах нагретого металла, который ни с чем не спутать. Любимый огонь. И в сердце рождается чистое, всесильное Белое Пламя…
Помоги. Защити его, Пламя всемогущее… Спаси… нас обоих… Сожги меня, но защити его, отогрей, убереги от холода смерти…
«Драконья пасть» закончилась неоправданно быстро. А откуда появились вторая и третья бутылки, побратимы внятно объяснить не могли. Мог бы подсказать Калигул, у теплого бока которого грелись боги в промозгло-холодную ночь, но его никто не спрашивал. Так что къяр спокойно лежал на сенной подстилке на чердаке конюшни и наблюдал за бессмертными.
Как и всякий демон, пусть и не высший, Калигул испытывал к богам чувство здорового презрения. Раньше испытывал. До встречи с нынешним хозяином. Когда-то сильнейший из къяров и представить не мог, что позволит богам прислониться к себе, да еще и незаметно позаботится о них, как о своем высшем.
Калигул не испытывал к этим бессмертным ни презрения, ни отвращения. Пожалуй, эти двое даже немного забавные. В чем-то беспомощные, как дети, несмотря на все свое могущество. Даже жалко их. Слишком самоотверженные, им бы побольше здорового эгоизма. Они такие… хорошие. Другого слова не подобрать. И страдают от этой своей хорошести. Совсем как его высший. Ну какой демон будет чувствовать себя виноватым, если на пару дней забудет о слуге, увлекшись делами?!
Къяр смотрел и думал о том, что не желает другого хозяина. Сейчас приходится ополовинивать свой запас сил и постоянно держать «щит», не позволяющий Альтису даже теневой проекцией «провалиться» на другие уровни бытия. Ведь хозяин очень болен и едва не умер.
— Это я виноват, — вдруг сообщил ночному ливню Волк.
— В чем именно и с какой стати? — С некоторым усилием Змей сфокусировал взгляд на друге.
— В том, что с Альтисом вся эта дрянь случилась. — Арох неопределенно махнул рукой в сторону, где, предположительно, спал друг. — Да и вообще… во всем я виноват. Повздорил с повелителем… Братьев втянул… Если бы не я… Эх, Трэн, если бы не мой идиотский нрав… братья были бы живы…
— Дурак ты, Волк… — с болью отозвался ламий. — Нет, брат, ты ни при чем. Повелитель все равно втянул бы тебя в драку. — Он примолк, прекрасно понимая душевные терзания друга. И заговорил, быстро, боясь передумать: — Это я виноват. Только я, и никто иной! Когда ты пропал, я втянул ребят в авантюру… Мы были на Драконьей Гряде, поэтому не отозвались… Арох, брат, прости меня… Я… я виноват перед тобой.