После похорон отца Серафима, которые я оплатил, и в том увидели косвенное подтверждение несуществующей моей вины, произошло сразу два события, переменивших весь уклад моего дома. Во-первых, в приход прислали нового священника, отца Сергия. Он, признаюсь, произвел на меня самое неблагоприятное впечатление. Молодой суетливый и громогласный, он с ходу заявил, что Аннушка моя похоронена в семейном склепе не по праву, и потребовал сто рублей за то, чтобы не тревожить ее останки. Ты, зная мой норов, можешь представить ту безобразную ссору, которая разразилась на кладбище. Мне невыносимо стыдно за свое поведение, однако в тот момент я, оглушенный сим наглым заявлением, не способен был думать ни о чем, помимо того, что наглый юнец, нацепивший на себя одеяние священника, торгует покоем близкого мне человека.
Денег я не дал.
И пригрозил, что ежели отец Сергий продолжит настаивать, то я найду на него управу. Мне показалось, он осознал все верно.
И да, Михаил, дорогой мой друг, дело отнюдь не в том, что он запросил сумму, для меня неподъемную. К этому времени мне удалось уже привести усадьбу в порядок, и доход она приносила, пусть малый, но достаточный для того, чтобы мы с Мишенькой ни в чем не знали нужды. И сто рублей на нужды церкви я бы пожертвовал. Я и жертвовал отцу Серафиму, точнее людям, которые нуждались в деньгах. Но речь не о том. В самом скором времени я узнал, что по округе ходят слухи один другого гаже. Я, никогда не садившийся за карточный стол, предстал в глазах местного люда заядлым игроком, просадившим все семейное состояние, а заодно уж личностью ничтожной, склонной к пьянству, слабовольной и жестокой. Будто бы супруга от меня сбежала, не вынеся этой моей жестокости, и я же свел в могилу Аннушку, точнее умерла она, не вынеся позора, а наша связь, о которой вдруг вспомнили, была единственно насилием с моей стороны.
Я знал, откуда исходят сии мерзкие домыслы, но не мог ничего сделать.
Терпел, хотя и испытывал огромнейшее желание проучить наглеца так, как сделал бы это человек, каким он меня выставил в глазах людей. Они же, знавшие меня не один год, вдруг поверили. И слухи, расползаясь кругами по воде, становились все более отвратительными.
А осенью вернулась Анастасия.