– Ни я, ни моя внучка не нуждаемся в твоей помощи. – Голос ее был холодным, как снег. – Не пользуйся больше этим кодом. Он будет стерт в течение часа. И не пытайся связаться ни со мною, ни с ней, ни с кем-либо из членов моего клана, ни с подчиненными Шанксов. В противном случае я подам против тебя обвинение в компьютерном взломе и нарушении кастовой неприкосновенности. Понятно?
– Как пожелаете, – отозвался Тан’элКот, выразительно пожав плечами. – Вы знаете, где меня искать.
Уголки ее губ поползли вниз, голос стал еще холодней.
– Ты не понимаешь, да? Никогда больше ты не заговоришь ни со мною, ни с моей внучкой! Ты думаешь, я не знаю о твоей… шутке… той ночью – звонок, фотоснимок… Но я знала. Я не такая дура. Только по одной причине я не приказала арестовать тебя: потому что ты дал мне в руки оружие против Майклсона. Это предел моей благодарности: я позволила тебе использовать меня ради твоей мести. Потому что меня это устроило. И порадовало. Ты дал мне шанс причинить ему почти столько же боли, сколько он причинил мне. Поэтому тебе все сошло с рук. Не испытывай судьбу.
– Бизнесмен… – начал Тан’элКот, но экран уже погас.
Бывший Император пожал плечами, глядя на свое темное отражение на сером экране. Данная ветка фрактального дерева росла точно так, как он предсказывал. Зерно сомнения брошено в почву – теперь оно прорастет на грядущих мучениях Фейт и материнских инстинктах бешеной тигрицы, лежавших в основе существа Эвери Шанкс. Ламорак отлично научил его манипулировать своей матушкой. В конечном успехе у Тан’элКота не оставалось сомнений.
Бог в его сердце исходил тоской. «Скоро, – уже в тысячный раз пообещал он Ма’элКоту. – Скоро ты оживешь вновь, и мир наш будет спасен».
Ибо Фейт могла коснуться реки. А через нее то же мог сделать и другой бог. Стоит всей мощи Чамбарайи попасть ему в руки – и все Кольберги, и управляющие, и Студии этого мира не удержат Тан’элКота.
Он отвернулся от терминалов… и только благодаря недоступному простым смертным самообладанию не взвился от неожиданности в воздух с рычанием, подобно испуганному тигру, когда экран за его спиной с треском ожил и голос Кольберга окликнул его по имени.
Сердце колотило в грудину, точно боксер. Он с трудом подавил самоубийственное желание как-то объяснить свое присутствие в вестибюле. Все это заняло меньше мгновения; в конце концов, он оставался Тан’элКотом.
– Да, Рабочий? – произнес он с важным видом. – Чем могу служить Совету?
– Как продвигается работа над клинком?
– Закончена. Проховци готов. Я отправлю его в доки с мечом, как только вернусь. Все идет согласно нашему договору с Советом.
– Я звоню не от имени Совета, – проговорил Кольберг довольно дружелюбно, хотя было в его голосе что-то неопределимо странное – словно он повторял заученные наизусть слова на незнакомом языке. – Совету ты сейчас не нужен.
Он смотрел на бывшего Императора без всякого выражения на испитом лице. Потом склонил голову к плечу, будто выясняя, как Тан’элКот выглядит под другим углом зрения. По сравнению с первой их встречей два дня назад Кольберг стал каким-то маленьким, жалким, словно некая эрозия продолжала стачивать слой за слоем пережившие понижение кастового статуса остатки человечности. Немигающие, исполненные холодного неутолимого голода глаза его напомнили Тан’элКоту взгляд дракона. «И все ж, – подумал бывший Император, – с настоящим драконом встречаться было легче, чем с тобой».
– Собственно говоря, – продолжал Кольберг с жутко неискренним добродушием, – я звоню, чтобы предложить тебе услугу. Мы получили передачу, которая может показаться тебе… э-э-э… любопытной.
Словно ударила молния, вспыхнули все экраны в вестибюле – от общественных терминалов до справочных автоматов и подвешенных под потолком видеоплакатов. И каждый показывал одну и ту же сцену – должно быть, из какого-то старинного кинофильма, которыми так увлекался Кейн. Кажется, они назывались «вестерны»: железнодорожный вагон, проплывающие за серо-бурым от паровозного дыма окном невысокие горы.
Но из пятерых пассажиров ни один не носил широкополой шляпы, или перевязи с револьверами, или иной непременной принадлежности, которые Тан’элКот привык видеть в развлекательной продукции данного сорта. Собственно говоря, он с некоторым удивлением обнаружил, что четверо были облачены в темные монашеские сутаны, а последний – в расшитую золотом алую рясу полномочного посла.
– Что это? – нахмурился он.
– Это видеосигнал, получаемый сейчас Студией с мыслепередатчика Хари Майклсона, – ответил Кольберг.
В голове у Тан’элКота билась единственная цитата из Кейна: «Блин, твою мать…» Дыхание у него перехватило.
– Его глазами… – прохрипел он, хватаясь за грудь, словно ощутил физическую боль. – Вы можете показать мне смерть Паллас Рил его глазами…
– О да! – согласился Кольберг, и в голосе его слышались мерзкие нотки похоти, словно у торговца детским порно, распаляющего потенциального покупателя. – Не хочешь ли посмотреть?
Перспектива ошеломила его; впервые в жизни перед Тан’элКотом возникла реальная угроза сей же час лишиться дара речи.