Райте поднял Косаль. Рыжее пламя висячих ламп заиграло на бегущих по клинку серебряных рунах. Райте взмахнул мечом и, опустив его вниз острием, призвал на помощь всю свою Силу, чтобы пробудить клинок. После чего воткнул его в каменную плиту и отступил, не отрывая глаз от мерно покачивающегося меча. Потом глянул на Кейна и протянул руку, словно предлагал ему взять Косаль.
– Я… – хрипло произнес он и натужно откашлялся. В темный бесконечный тоннель устремился поток разноцветных танцующих искр, улетая все дальше, дальше во мрак. – Я узнал, для чего эти руны, – вымолвил Райте и потерял сознание.
Глава двадцать вторая
Гадский меч…
Стальное распятие с замотанным в пропотелую замшу основанием…
Вот так же он мерно покачивался в брызгах водопада на Криловой седловине. Туман собирался в капли, стекал по клинку, омывал ее незрячие очи…
Они даже не позволили смыть ее кровь…
Она до сих пор на моих губах.
Я несу в себе противовирус. Должно быть, Паллас растила его в своем кровеносном русле. Черт, так разумно! Вот почему никто в Яме не заразился ВРИЧ.
Это многое меняет. Это меняет все.
Я уже не могу сидеть здесь и ждать, пока нас перережут до последнего.
– Ты! – Я тычу пальцем в Тоа-Сителя, и тот бьется на поводке, словно перепуганная шавка, и стонет сквозь кляп. – Сядь.
Придурок ищет взглядом стул.
– На пол сядь, олух! Динни, возьми поводок.
Ближайший «змей» перехватывает ремень, и Тоа-Ситель садится на каменный пол, медленно и неловко, словно ревматический старик. Хотя кто бы критиковал? Он движется ловчей меня.
– Орбек?
– Братишка?
– Возьми десять парней, разведай наверху. Оружие возьми сам, другим не давай.
Он вопросительно смотрит на меня.
– Вы не драться идете, – объясняю я. – Встретите сопротивление – уносите задницы. Если там пусто, соберите оружия и доспехов сколько унесете. Одного из этих тащите с собой. – Я показываю на шестерых стражников Донжона, которых мы взяли в плен, – они лежат, связанные, у сходен. – Они знают, где хранится неприкосновенный запас.
Огриллой кивает:
– Как скажешь, братишка.
Я отпускаю его.
– Т’Пассе, посмотри, чем можно помочь Райте. Хотя бы останови кровь. – (Она недоуменно моргает – на ее бульдожьей физиономии это равносильно отвешенной челюсти.) – У меня с дикцией плохо? Только не трогай эту черную дрянь у него на ладони – не нравится она мне что-то. Некоторые раны больше похожи на химические ожоги.
Она кивает и опускается на колени рядом с ним; сильные широкие ладони рвут тряпье с моей подстилки на лоскуты.
– Т’Пассе… – (Она оглядывается.) – Сначала свяжи его. Сукин сын очень опасен.
– Он едва дышит…
– Выполняй.
Она пожимает плечами, и первый лоскут холстины уходит на то, чтобы стянуть раненому лодыжки. Потом она останавливается, пытаясь сообразить, как связать руки, не дотронувшись до черного масла на ладони.
А я не отвожу глаз от меча.
Мне мерещится, что рукоять покачивается надо мной в такт дыханию. Что ледяной клинок прибивает меня к арене, замораживая мысли. Что зачарованное лезвие звенит во мне, когда я притягиваю к нему шею Карла…
– Делианн!
Чародей лежит рядом со мной недвижно, закрыв глаза. Дыхание его прерывается, изможденное лицо мертвенно-бледно.
– Крис, давай же! Останься со мной. Ты мне нужен.
Он не то чтобы открывает веки, но глазные яблоки как бы выкатываются оттуда, куда закатились.
– Да, Хари… – бормочет он. – Слышу.
– Ты что-то узнал от Райте? Ты входил в него?
– Да…
– Я должен знать. Он вырубился, Крис. Я должен знать, что за хрень творится в мире.
– Не могу… слишком тяжело, – сипит он. – Слова… я мог бы… в Слиянии, мог бы… слиться…
Черт, опять бредит.
– Давай же, Крис, приди в себя! Ты не можешь слиться с хумансом.
Вот тут глаза его открываются, и по губам пробегает отстраненная улыбка.
– Хари, я сам хуманс.
И правда…
Я расправляю плечи, пытаясь размять узлы, стянувшие мускулы до самой шеи.
– Тогда вперед.