Клинок Тишалла

– Твою мать! – повторяет он, потом с улыбкой разводит руками. – Ну, Актир или нет, а своих друзей ты никогда не забывал, верно?

– А твоим следующим ходом, – я киваю в дальний конец зала, в сторону дверей, – будет черный. Или парадный. Уматывай из города.

– А? – В глазах его вспыхивает тревога. – Не понял.

– Народ не питает к тебе любви, твое величество. Зуб даю, ты жив только потому, что тебя мало кто узнает.

– Да ну, Кейн. Ты главный в этом стаде. Хочешь сказать, что не можешь защитить меня?

– Нет, могу, – отвечаю я. – Но не стану.

Улыбка его трескается, точно засохшая на губах кровяная корка.

– Эй… э-э-э… Кейн… ну…

– Из-за тебя Кирендаль пришлось упрятать в камеру. Ты убил половину ее людей. Единственную семью, которая у нее была. Ты и Тоа-Ситель. Ваша долбаная Пещерная война.

– Но… э-э-э… эй, я против Кир ничего не имею! – Он облизывает губы. – Проклятье, Кейн, эта Пещерная война – это все Тоа-Ситель придумал. Политика, вот и все. Дело такое. Ничего личного…

– Для нее – нет. – Я снова киваю в сторону двери. – Лучше уходи сейчас, пока я не забыл, каким ты был хорошим парнем.

Он заговорщически склоняется ко мне. Видно, как стекает по шее пот.

– Да ну, Кейн. Это же я. Разве в Донжоне я не помог тебе выбраться? А? Нет?

Он тянется ко мне, будто прикосновение его может напомнить об ушедшей дружбе.

Я дотрагиваюсь кончиками пальцев до рукояти Косаля, и клинок выбивает гремучую дробь на подлокотниках. Джест замирает и осторожно отступает на шаг.

– Да, – признаю я. – Помог. Поэтому даю тебе шанс уйти с миром.

– Но… э-э-э… эй, а… а куда же мне податься? – жалобно бормочет он. Я бы пожалел его, не будь мы знакомы так близко. Он ведь как сорняк – куда упадет, там и расцветет. – Куда я пойду? Что мне делать?

– Мне все равно, – говорю я, – лишь бы здесь тебя не было. Вон!

Он отступает еще на ступеньку:

– Кейн…

Я тычу Косалем в его сторону. Клинок рычит.

– Пять секунд…

Развернувшись, он проворно ссыпается на песок арены. Расталкивает смешанный поток людей и нелюдей по дороге к дверям и, не оглядываясь, выходит из зала Суда. Я смотрю ему вслед, вспоминая, сколько раз мы знатно веселились вместе, но меня это больше не трогает. Было время, когда я считал его своим лучшим другом.

И не могу вспомнить почему.

Внизу на арене Райте раздает указания – мои указания – монахам. Разбившись на взводы, они должны будут перехватывать и беспокоить огнем приближающиеся отряды Социальной полиции – так, вместо приветствия. Вскоре монахи расходятся, и т’Пассе отправляется руководить «змеями», кейнистами и теми из Народа, кто решил остаться здесь и сражаться. Орбек уводит за поводок Тоа-Сителя, чтобы его патриаршество не нашел приключений на свою задницу, и во всем здании Суда остаются только Райте, Делианн и я.

Райте с арены смотрит вслед Орбеку и Тоа-Сителю стылыми, как зима, глазами. Он едва держит себя в руках; просто шипит от усилий, с которыми молча остается на месте.

– Что ты собрался сделать с патриархом?

– Ничего, о чем тебе следует знать, – отвечаю я. – Крис! – Он стоит посреди арены, затерявшись в бесконечных пространствах.

– Крис! – повторяю я. И уже резче: – Делианн! Взгляд его медленно сосредоточивается на мне.

– Да, Кейн?

– Давай!

– Здесь?

Я показываю на титаническую фигуру Ма’элКота, вырубленную в известняковом уступе над нашими головами.

– Есть на примете местечко получше?

Он размышляет над этим пару секунд; лицо его нечеловечески спокойно. Потом закрывает и открывает глаза – настолько медленно и нарочито, что язык не повернется сказать «моргает», и говорит:

– Пожалуй, что нет.

– Что от меня потребуется?

– По ходу дела объясню, – отвечает он, взбираясь на помост, чтобы встать рядом со мной. – Входи в транс.

Я принимаюсь за дыхательную гимнастику; достаточно пары секунд, чтобы путаная сеть черных струек заплела зал Суда, словно тут поселилась пара пауков размером с лошадь.

– Вижу, – говорю я; у меня получается. Я удерживаю образ во время беседы.

– Знаю.

– Уже легче. Даже легче, чем в те времена, когда я постоянно тренировался. В учебке.

Делианн одаряет меня грустно-понятливой улыбкой.

– Среди Перворожденных нас учат, что путь к власти измеряется познанием себя. Чтобы пользоваться магией, следует понять себя, и мир вокруг себя, и единство их.

Я стою в центре этой черной мятой паутины. Она трепещет вокруг моей поясницы, и к мышцам ног возвращаются чувствительность и сила.

Делианн оборачивается к Райте.

– Встань перед ним на колени, – говорит он, указывая на точку в шаге от моих ступней.

Райте смотрит на меня.

– Исполняй, – командую я, и он подчиняется.

Теперь Делианна окутывает иное свечение – синеватое, как огни святого Эльма. От его ауры отделяется вырост – псевдоподия, конечность – и цепляется за что-то слепяще-белое у меня в животе. По бесплотной синей мгле пробегает молния, превращая ее в слепящий дуговой разряд. Если бы я смотрел на него глазами, то их выжгло бы.

Делианн тянется к Райте, и тот вздыхает, когда многоцветный ореол окружает его.