Клинок Тишалла

– Твоих Детей, как же! – отозвался Хари. – А как насчет эльфов? Черт, Тан’элКот, ты за кого меня держишь? Думал, я забуду, почему твою политику поддерживали Монастыри? Ты не считал нужным держать в тайне свою политику в отношении нечеловеческих рас. Когда ты надел бы ярмо на дворян своим Актири-токаром, следующим шагом был бы персональный геноцид. Подозреваю, что мой дружок-Перворожденный был бы не слишком рад твоему возвращению.

– И все же я единственная его надежда.

– Будь ты по сию пору Императором, я считал бы тебя подозреваемым номер один.

Тан’элКот подступил к Хари вплотную, возвышаясь над ним, точно башня, зловещая и неприступная.

– Чтобы отвратить несчастье, требуется божественное вмешательство. Я тот бог, что тебе нужен.

– Нет.

– Да. Боги моего мира, скованные Пактом Пиричанта, не смеют вмешиваться, а если и могли бы, то ни один бог моего мира ничего не понимает в вирусологии, не говоря уже об особенностях ВРИЧ: сознание их суть лишь сумма разумов их паствы. Единственная надежда моего мира – это действия бога, у которого есть как понимание ВРИЧ, так и сила, чтобы справиться с чумой.

– Ага, – ответил Хари. – Само собой. Но это не ты.

– Тогда, – саркастически пророкотал Тан’элКот, – какого бога ты собрался припахать?

– Ты с ней знаком, – ответил Хари. – Через пять минут она будет здесь.

На выразительном лице Тан’элКота появилось сначала понимание, затем омерзение.

– Она недостойна такой задачи.

– Только не начинай, – процедил Хари сквозь зубы. – Ты знаешь, что это не так.

– Она недостойна тебя, Кейн.

– Хватит.

– Она слаба. Напыщенна. Отстранена от реальности божественного. Я никогда не понимал, как ты терпишь ее очевидные недостатки.

– Не настолько слаба, – парировал Хари, заводясь, – чтобы не надрать тебе задницу…

– Возможно, но настолько слаба, что не стала этого делать. Даже для того, чтобы спасти тебе жизнь… Кейн.

Хари опустил глаза и, сдерживая гнев, отвернулся.

– Ты не вернешься, – промолвил он наконец. – Никогда не вернешься. Учитывая все, что известно тебе о Студии, об Актерах, что известно тебе о Земле, ты сможешь обрести на родине огромное могущество! Я тебя не выпущу.

– Ты встанешь против меня на сторону Студии? Против моего мира? Кейн, как ты думаешь, чьих это рук дело? С кем ты сражаешься?

– Есть сражения… а есть сражения, – уклонился от ответа Хари. – Отправить тебя назад под мою ответственность? Да меня пристрелят как бешеную собаку. Совет управляющих взорвал бы Студию, чтобы не допустить тебя в Надземный мир. Черт, они бы город стерли с лица земли!

– Даже если ваш Совет управляющих – болото, как ты говоришь, – примет столь поспешное решение, разве один город – высокая цена за жизнь целого мира?

– Да? – переспросил Хари невыразительно. – Даже если это твой город?

На скулах Тан’элКота заходили желваки.

– Я готов рискнуть.

– А я нет. Как только история попадет в Сеть, Студию засыплют протестами. А Совет управляющих, весь в белом, обернется и скажет: «Благодаря быстрым и решительным действиям Председателя Хари Майклсона и могуществу великой Паллас Рил ситуация уже взята под контроль». Они мне еще спасибо скажут, ты понимаешь? Когда Шанна вернется, Уэс Тернер лично нацепит ей медаль.

Тан’элКот отступил на шаг и, набрав полную грудь воздуха, выпрямился во весь рост. Облик его странным образом переменился, как будто вместе с воздухом он впитывал новую реальность, преобразующую рубашку-поло и джинсы в костюм, а усталое, стареющее лицо – в маску.

– Ты блистательный тактик, – промолвил он неторопливо и отстраненно, по-лекторски четко, будто читал доклад невидимым слушателям, – возможно, блистательнейший из всех, кого я знал. Но тактика выигрывает битвы. Можно победить в каждом бою, но проиграть войну. Вспомни в самый черный миг своей жизни, что я предлагал тебе шанс. И ты отказался.

Хари прищурился:

– Знаешь, я бы не стал пререкаться, но это прозвучало как угроза.

Тан’элКот взглянул поверх его макушки. Глаза его были прикрыты, будто он устал от привычной боли.

– Твоя… – он поискал подходящее слово, – супруга прибыла.

8

Для того, кто раньше был богом, минуты после отбытия Кейна и его ручной богиньки тянулись днями. Они просмотрели скованное в кубике сновидение, составили план и ушли спасать мир. А он все сидел – один, в мертвенной тиши и зловещих сумерках.

Тишина окутывала его, стискивая сердце, просачиваясь сквозь кожные поры, – тишина настолько глубокая, что в ней гуляло эхо. Тишина становилась плодородной почвой, из которой прорастали сквозь раскинувшиеся мысли ростки возможностей, вырастая в могучий фрактальный лес мировых линий, расцветая и умирая, чтобы породить все новые варианты будущего. Словно садовник, он стремился направить этот рост без жестокости и жалости; как садовник, пытался использовать природу к своей пользе.

«Вот так» находится ветвь, когда единственное движение пальца способно направить все дерево к желанной цели, и «вот так» – еще одно место, где скользнувший по коре вздох окрасит сны новой ветви, и наконец – «вот так».

Древо вероятного будущего приобрело обличье его мечты.