Да, я все это понимала. Но, как и всякой, мне просто хотелось быть для любимого мужчины той женщиной, с которой он готов без условий, лишних думок и прочих загонов разделить свою жизнь. Вот только мечтать – не вредно, как говорится. И все чаще приходилось прятать обиду поглубже, и делать вид, что меня все устраивает, ибо унижаться и давить я не собиралась, как и показывать, что меня задевает такое положение дел. Вот и сейчас натянула маску невозмутимости и уклончиво произнесла:
– Нам пока не до этого.
– А когда, интересно, будет до этого? Столько лет знаете друг друга, пора бы уже и определиться, – проворчала тетя Катя, и все, конечно же, ей поддакнули.
– У Гладышева спроси, – отмахнулась я.
– Ох, Янка, надо тебе брать дело в свои руки, а то так и просидишь в девках со своим Олеженькой до скончания века, – с тяжелым вздохом резюмировала Илона.
– Вот еще бы я не навязывалась. Надо будет – сам созреет.
– А ему зачем, если ты и так согласна? – хмыкнула мама.
– Ой все, вы меня достали! – не выдержав, психанула я, и отбросив шапочку, резко поднялась с полка, чтобы в следующее мгновение упасть обратно.
В глазах вдруг потемнело, коленки подкосились, и все вокруг завертелось с какой-то бешенной скоростью. Наверное, на несколько минут я потеряла сознание, потому что, когда открыла глаза, лежала я уже в предбаннике. Илона хлестала меня по щекам, тетя Катя лихорадочно искала телефон, а Кристина с мамой, схватившись за сердце, замерли истуканами.
– Все, хватит, – поморщившись, перехватила я руки Мачабели.
– Господи, Янка, ну, ты перепугала нас! – подскочила мама.
– Наверное, угорела, жар такой, – предположила Кристина.
– Может, все-таки врача вызвать?
– Да не надо никакого врача, все нормально, – поморщившись, успокоила я их. –Полежу сейчас немного. Дайте воды.
Кристина тут же протянула мне бутылку Эвиан. Кое-как приподнявшись, я попила и обессиленно завалилась обратно. Комната все еще кружилась перед глазами, но постепенно тьма отступала и становилось лучше, вот только в душе разгоралось беспокойство. В последнее время мое самочувствие часто меня подводило, и я догадывалась о причине, но узнать наверняка отчего-то было страшно, поэтому визит к гинекологу всячески откладывала и надеялась, что двухдневная задержка – это всего лишь небольшой гормональный сбой из-за стресса.
– Янка, а ты случаем не беременная ли? – словно прочитав мои мысли, поинтересовалась тетя Катя. Естественно, все тут же уставились на меня, как на восьмое чудо света.
– Нет, конечно, – поспешно открестилась я, но выглядело это крайне неубедительно. Во всяком случае для мамы, потому что весь вечер она не сводила с меня задумчивого взгляда. Я же сидела, как на иголках и отсчитывала минуты, когда можно будет уехать, не вызывая подозрений и лишних разговоров.
Обычно, после бани мы засиживались у Илоны до самого вечера, болтали о нашем – девичьем, пили вино, ну и просто расслаблялись после напряженных будней, но сегодня расслабиться никак не получалось. Я все время возвращалась мыслями к возможной беременности и понимала, что если не проясню этот вопрос в ближайшие часы, то сойду с ума. Поэтому, когда, наконец, пришло время разъезжаться, выдохнула с облегчением.
По дороге домой попросила водителя остановиться у аптеки и купила несколько тестов на беременность, но сделать их смогла только ночью, когда уложила своих неугомонных мужчин спать.
И вот на часах три часа ночи, я сижу на бортике ванны и с колотящимся сердцем смотрю на таймер. Пять минут кажутся вечностью. Правда, когда они истекают, не могу себя заставить посмотреть результат.
Не знаю, откуда этот страх и растерянность. Я безумно хотела еще детей, хотела, чтобы мы с Гладышевым восполнили все то, что упустили шесть лет назад, но мне важно было, чтобы он тоже этого хотел, я мечтала сделать все правильно, а не в очередной раз просто поставить его перед фактом, поэтому, когда все три теста показали положительный результат, расплакалась, понимая, что на том, чтобы сделать все красиво можно поставить крест.
– Пф… Нашла, о чем думать?! – возмутилась мама, когда я ей позвонила. Мне срочно нужно было поговорить с ней, чтобы не накрутить себя еще больше. – Радоваться надо, донь. Такие замечательные новости!
– Да, я радуюсь, мам, очень радуюсь, я ведь хотела очень, – всхлипнув, прошептала я, чтобы Гладышев не услышал, что я с кем-то разговариваю ночью.
– Ну, а что тогда?
– Просто… Если он жениться-то на мне не хочет, то о каких детях может быть речь? А я… я просто его возненавижу, если он мне скажет, что… что, – закончить у меня не получилось, я опять расклеилась.
– Господи, вот мы тебя накрутили, дуры! – посетовала мама и втянув с шумом воздух, решительно произнесла. – Так, все, утирай слезы, моя хорошая, выпей сходи чаю с ромашкой, а потом ложись спать. И не слушай нас, мы просто одинокие клуши, зацикленные на свадьбе. Своей не было, так хоть на твоей порадоваться. Не переживай попусту. Я уверенна, Олег будет только рад, и как раз пинок ему будет, а то сколько можно во грехе жить.
– О, Боже, мам! – хохотнула я.