И в это мгновение я вдруг поразился, до чего глупо и бессмысленно мы растрачиваем отведенное нам время. Взять хотя бы этот вечер. Во всех смыслах он получился дерьмовым, но мы ведь даже и не попытались сделать его хоть чуточку приятным, а ведь пришли, чтобы объявить всем о том, что мы вместе. На деле же показали, как нас по разные углы растащило прошлое. И это вызывало какой-то внутренний протест. Я отчетливо осознал, что хорошо, прежде всего, должно быть нам. И не когда-то там в будущем, а вот прямо сейчас, в эту минуту. И вечер этот должен запомниться не извинившимся Прониным или моей оплошностью касательно предложения руки и сердца, а чем-то невероятно – прекрасным, веселым и красивым, чтобы моя девочка, сияла, словно звездочка от счастья и любви, и всем здесь присутствующим было мучительно – больно от того, что они так не могут. Поэтому вместо того, чтобы предложить ей уехать по-тихому, придвинулся поближе, и заглянув в осунувшееся личико, спросил:
– Устала?
– Нет. Просто… скучно немного.
– Пойдем тогда потанцуем? – подмигнув, предложил я. С Янки тут же слетел налет замученности и она уставилась на меня во все глаза.
– Ты серьезно? – уточнила недоверчиво. Я кивнул, она же огляделась вокруг и растерянно пробормотала. – Но никто же вроде не танцует.
– А тебе есть до них дело?
– Ну, нет, но ты же вроде как тоже не танцуешь, – оживившись, с улыбкой пожурила она меня.
– С тобой я делаю все, что обычно не делаю – такая вот тавтологическая беда, Ян Владимировна, – резюмировал я и поднявшись, протянул ей руку. – Пойдем, немного взбодрим это тухлое сборище, а то, как и ты, скоро помрут от скуки.
– Что-то я сильно сомневаюсь, что в тебе вдруг проснулся филантроп, – со смешком отозвалась она, принимая мое приглашение.
– Верно, – согласился я, и выведя ее на танцпол, прижал к себе, шепнув на ушко. – Я просто хочу потискать мою девочку.
Она засмеялась, прильнула всем телом и обвив мою шею руками, скользнула горячими губами по щеке.
– Я говорила, что ты самый охренительный мужик на свете? – прошептала насмешливо.
– Кажется, в прошлой жизни, – улыбнулся я.
– В этой ничего не изменилось, – прошелестела она, глядя мне в глаза. И в этом взгляде была целая вселенная. Мой мир, моя жизнь.
Медленно очертив костяшками пальцев ее скулу и не думая о том, что на нас устремлены взгляды всех присутствующих, я наклонился к ней и коснулся ее губ нежным поцелуем, забывая обо всем на свете: о людях вокруг, об этом дурацком вечере, о вчерашних обидах и недопонимании. В эту минуту в мире существовали только мы, и наша не убиваемая одержимость друг другом. И нам было так хорошо, что мы просто, как два дурака улыбались, покачиваясь на своей, никому не понятной, волне. А потом была какая-то быстрая музыка, я кружил Янку и, как и собирался, всячески тискал, на что она заливисто хохотала. Тухлое сборище оказалось не таким уж тухлым и вскоре все подтянулись к нам, так что вечер закончился на веселой ноте.
Домой мы возвращались на кураже, разгоряченные и раздразненные прикосновениями, взглядами и пошлыми обещаниями, поэтому не успели войти, как тут же набросились друг на друга.
Я жадно целовал ее, вылизывая сладкий ротик, наслаждаясь тем, как она неторопливо посасывала мой язык, сходя с ума от необходимости оказаться в ней. Не помню, как мы добрались до спальни, как снимал с нее платье, а с себя костюм – все пролетело, как в каком-то бреду. Меня захлестывало возбуждение. Целовал ее лихорадочно, облизывал каждый миллиметр тела, как какая-то дорвавшаяся до жратвы зверюга, кусал, посасывал до кровоподтеков, спускаясь все ниже и ниже. Она так эротично поскуливала, выгибаясь и нетерпеливо подталкивая меня, что у меня от желания перед глазами темнело.
Опустившись на колени возле кровати, добираюсь до сладкого местечка, и через трусики втягиваю густой запах, целую влажное кружево, дразня, но сам же не выдерживаю: сдвигаю рывком и чуть ли не рыча от удовольствия, провожу языком, слизывая ее возбуждение. Она протяжно стонет, зарывшись пальцами в мои волосы, и у меня дрожь проходит по телу. Так заводит…
Бл*дь, как же заводит! Я готов кончить от одного взгляда на нее.
Такая красивая, такая сексуальная, такая моя, для меня…
Лижу ее, пью, она заходится стонами, а потом вдруг отталкивает меня и поднявшись, впивается в мои опухшие, пахнущие ей губы, целует глубоко, жарко, влажно. Так влажно, что должно быть, пожалуй, противно, но мы перешли ту грань, за которой существовали два человека. Сейчас мы были одно и это был такой кайф, что ради него не то, что слюнями захлебнуться, ради него сдохнуть было не жалко. И я бы сдох, но в следующее мгновение она откинулась на спину, стянула трусики и разведя ноги в поперечном шпагате, добила меня, шепнув:
– Хочу тебя.