Клише

И мне бы сделать выводы, раз мы решили попробовать снова. Но нет. Зачем? Теперь-то я имел полное право на всю эту гнусь. И стоило ей слегка превысить лимит моего доверия, как меня понесло: я начал культивировать свое разочарование, свою злость и боль, словно ополоумевшая от эстрогенов баба, не понимая, что иду по проторенному пути разрушения, по пути в никуда.

И только лишь ночью, когда Янка со слезами пыталась воззвать к моему разуму, я в полной мере осознал, что это не она сука, шлюха и далее по стандартному списку, это я – опьяневшей от вседозволенности мудак, не считающийся ни с чем, кроме собственных желаний, который вместо того, чтобы любить свою женщину и делать ее счастливой, утверждает над ней свою власть.

Конечно, это не означает, что я снимаю с нее ответственность за то, что она сделала. Нет. Как бы там не было, а она – стерва еще та, но если уж я решил строить с этой стервой свое будущее, для чего все время возвращаюсь в прошлое и тяну нас обратно в болото наших ошибок и грехов?

Именно этот вопрос прозвенел в моей пьяной голове прошлой ночью. Смотрел на разгоряченную девку, призывно танцующую для меня, и понимал, что НЕ ХОЧУ. Ни её, ни какую-либо другую, но главное – не хочу видеть боль в глазах моей Янки. Не хочу её слёз, её агонии и разочарования. Не хочу, чтобы она проживала это унижение, чтобы смирялась и прощала мне эту грязь.

А она простит, в этом нет сомнений. Вот только я сам вряд ли смогу, потому что, как бы меня не душила ревность, как бы я не был зол, и сколько бы дерьма Чайка ни вылила на мою голову, а любовь к ней сильнее ненависти, сильнее жажды мести. И все бы хорошо, если бы не было так херово.

Слишком горько осознавать, что у твоей любимой женщины приоритеты, как раз-таки, диаметрально – противоположные. И любит она, прежде всего, себя, чтобы там не говорила в порыве чувств.

Наверное, за столько лет пора бы с этим смириться, запрятать поглубже эту наболевшую мысль, успокоиться. И я вроде бы так и сделал, но стоило выпить, как она вылезла наружу, и меня опять захлестнуло эмоциями, поэтому по приезду домой я устроил ту безобразную сцену, за которую теперь было не просто стыдно, было не по себе.

Я не знал, что сказать, не знал, как просить прощение и вообще, как смотреть Янке в глаза после всей этой пошлости. Поэтому, не придумав ничего лучше, как пацан решил задобрить её подарком, но вышло, конечно, по-идиотски и как оказалось, даже задело ее еще больше. Я и забыл совсем, что раньше всегда так откупался, она же в свою очередь ничего не забыла, и забывать, видимо, не собиралась…

Хоть мы и обсудили все, а в воздухе так и витала напряженность. Конечно, я понимал, что после такого трэша сложно вести себя непринужденно, словно ничего не было, но надеялся, станет немного легче, когда мы все обсудим. Сейчас же, глядя, как Янка сосредоточено втирает какой-то крем в руки, делая вид, что меня здесь нет, понимаю – напрасные чаяния.

– Если не хочешь, можем никуда не ехать, – предлагаю, чтобы хоть как-то разрядить сгустившуюся атмосферу.

– Еще чего?! Я целый день убила на подготовку, – отбросив крем, осматривает она свои руки, и удовлетворившись результатом, наконец, поворачивается ко мне. Наши взгляды встречаются и, как и всегда, ощущение, будто получил удар под дых. Наверное, я никогда не привыкну к ее красоте. Она же, усмехнувшись, продолжает:

– Да и пора положить конец всем этим идиотским слухам о вашей с Алиской свадьбе.

– Уже давно никто даже не поднимает эту тему.

– То, что ее не поднимаешь ты, не означает, что у всех резко случилась амнезия, – парирует она язвительно и направляется в гардеробную, из которой выходит через несколько минут в роскошном бронзовом платье в пол.

Дополнив его подаренными мной серьгами и браслетом, придирчивым взглядом рассматривает себя в зеркале.

– Ну, что поехали? – прерываю ее созерцание, и подойдя, накидываю на хрупкие плечи манто из соболя. Янка застывает, я же воспользовавшись заминкой, притягиваю ее к себе, и крепко обняв, целую за ушком, чувствуя, как по ее телу пробегает дрожь. – Ты ослепительна, – шепчу, втягивая терпко – сладкий аромат ее парфюма.

– Знаю, – выдыхает она хрипловатым голосом, от которого внутри меня разгорается пожар желания.

– Тогда что? –уточняю, слегка прикусив ее ушко.

– Пытаюсь понять, чего тебе не хватает, что ты цепляешь каких-то Сонек по барам.

– О, господи, теперь будешь сношать мне мозг этой девкой! – страдальчески скривившись, отстраняюсь от нее и в очередной раз, как идиот, начинаю оправдываться. – Еще раз повторяю, ничего не было. Она просто сидела рядом со мной в баре…

– Да-да, можешь не продолжать, – покивала она, и подхватив клатч, взяла меня под руку. – Поехали уже.

– То есть ты мне не веришь? – тормознув ее, притянул к себе. Мне было важно, чтобы она не сомневалась, чтобы между нами не было никаких недоговоренностей.

Чайка с шумом втянула воздух, и закатив глаза, произнесла:

– Верю, Гладышев, но в том, что ты заглядывался на какую-то бабу радости немного.