– Ну, не то, чтобы… Не совсем мой стиль, – протянул я и почесал затылок, не зная, как объяснить. Но она все поняла по-своему и усмехнувшись, покачала головой.
– Не надо на до мной так шутить, а то я могу ведь и согласиться, потом не выкрутишься.
– А кто сказал, что я хочу выкручиваться? – наклонившись, уточнил я шепотом, на что она закатила глаза.
– У тебя на лице все написано, Олег.
– И что же там написано?
– Ты и сам все знаешь, – отозвалась она тихо, отводя потухший взгляд, от которого у меня внутри все сжалось. Но, наверное, она все же была права. Я и в самом деле не совсем еще созрел, чтобы сделать ей предложение, вот только не потому что сомневался, просто не успел обдумать этот шаг, а так уж вышло, что я не умею делать что-то в порыве чувств или души, поэтому будет действительно лучше, если я как следует подготовлюсь.
Вот только как объяснить это любимой женщине? Не скажешь же: «Давай, я тебе по позже организую все по высшему разряду»? Но она и не стала дожидаться никаких объяснений. Вскинув гордо голову, выдавила улыбку и поправив мне галстук, глухо произнесла:
– Ладной, пойду с Духовой поболтаю.
– Малыш…
– Не надо, Олеж… Сначала все реши для самого себя, а потом ко мне приходи, – попросила она и направилась к Алле.
Я же от досады едва не взвыл.
Ну, вот почему я не могу быть проще? Ведь все равно рано или поздно женюсь на ней, так какого?
Все-таки придурок я неизлечимый! И все эти, прикованные к ней, восторженные взгляды присутствующих здесь мужиков, будто вторили моим мыслям и бесили в то же время. Почувствовав, что начинаю закипать, я отправился в туалет, чтобы немного успокоиться и привести мысли в порядок. Умывшись, и обсудив с одним знакомым парочку деловых моментов, я действительно успокоился, но стоило вернуться в зал и увидеть Чайку, разговаривающую с Прониным, как весь мой покой полетел к такой-то матери. Кровь забурлила и понесла по венам убойную дозу бешенства, я уже чуть было не ринулся к ним, выяснять, какого черта этому хрену надо от нее, как в голове что-то щелкнуло, призывая, остановиться и не вести себя, как ревнивый придурок.
В конце концов, сколько можно на одни и те же грабли прыгать? И так уже со своей ревность наломал дров дальше некуда, не хватало еще здесь устроить концерт. Да и, собственно, чего ради подходить? Янка вроде бы выглядит спокойной, значит – этот баран за рамки не выходит. Я же с ним давно уже все решил: только откроет рот – ему перекроют кислород со всех сторон. По связям ему со мной не тягаться, да и думаю, он не настолько идиот, чтобы наживать себе кучу проблем ради сомнительной мести. Чайка, конечно, шикарная баба, но даже она не стоит таких жертв.
Такие я себе доводы приводил, чтобы не сорваться с цепи и примитивно не разхерачить этому понторезу башку.
А хотелось, безумно хотелось!
Сидел и под столом кулаки сжимал до хруста, наблюдая, как он пожирает ее таким взглядом, от которого я просто зверел. Внутри все жгутом стягивало, вызывая удушье. Я старался не думать о том, что он трахал ее и знает о ней все то же, что знаю я: какая она на вкус; как пахнет, когда возбуждена; как у нее перехватывает дыхание, словно она сорвалась с обрыва, когда входишь в нее; как она громко кричит от наслаждения и замирает, когда кончает… Я, правда, старался не думать обо всем этом, но с каждой минутой меня затягивало все больше и больше, пока я неимоверным усилием воли не заставил себя переключиться на разговор соседей по столу. Помогло слабо, но хоть как-то отвлекло. К счастью, долго моя агония не продлилась. Через пару минут, показавшихся мне вечностью, Янка вернулась за наш стол, и сев, обеспокоенно заглянула мне в глаза.
– Все нормально? – прошелестела едва слышно.
– Ты скажи, – откинувшись на спинку стула, отозвался я совершенно индифферентно, хотя внутри все еще бушевал ураган.
– Он извинился, – усмехнувшись, сообщила она, вызывая у меня изумление. Вот уж такого поворота я точно не ожидал.
– Неужели? И ты ему веришь?
– Ну да, он такой…
– Какой? – язвительно уточнил я. Меня бесили любые намеки на их связь, и я ничего не мог с этим поделать, хоть и понимал, что выглядит это по-идиотски, о чем свидетельствовали Янкины потуги сдержать улыбку.
– Отходчивый и в принципе адекватный, – спокойно пояснила она.
– Как думаешь, был бы он таким адекватным, если бы я не нашел на него управу?
– Не знаю, – пожала она плечами и тяжело вздохнув, призналась. – Я просто рада, что это все закончилось и больше не весит Дамокловым мечом.
– Тебе не о чем было волноваться, я бы сделал все, чтобы уберечь тебя, – взяв ее руку, тихо сказал я и коснулся губами ее нежной ладони.
– Знаю, – мягко улыбнулась она и погладила меня по щеке. – Я о себе и не волновалась.
От ее трогательной заботы в горле встал ком, и я улыбнулся в ответ, чувствуя, как нас, наконец, начинает отпускать: нет больше этого, звенящего в воздухе напряжения, нет злости, ревности, нет нарывающей боли. Есть только разливающиеся где-то под кожей тепло и нежность.