Столы оперативного отдела занимали место в простенке между двумя кирпичными столбами. На картах, приколотых к столам, сплетались и расходились цветные карандашные линии. Прямоугольнички, круги, овалы теснились вокруг извилистой голубой полосы. Линия фронта после многократных стремительных изменений прочно вытянулась вдоль этой полосы.
Только один район оставался на карте белым пятном — район Шлиссельбургской крепости.
Начальник оперативного отдела, майор в синем стеганом ватнике, мрачнел при одном взгляде на обозначение островка у истоков реки. Комдив, коренастый полковник, то и дело подходил к карте, долго смотрел на нее, молча вздыхал.
Квадратная, обшитая жестью, дверь подвала скрипела, беспрестанно открываясь и закрываясь. Входили забрызганные грязью командиры, иные в кровавых бинтах. Сапоги у порога не вытирали, сбрасывали плащи и спешили к комдиву.
Пожалуй, в эти минуты в штабе никого так не ждали, как связного, давно ушедшего в Шереметевку. По всем расчетам он должен был возвратиться часа два назад. Но связной исчез в громыхающей ночи, будто растворился в ней.
Майор из оперативного курил и глядел на дверь. Он собирался послать второго связного, когда заскрипели петли и показался тот, кого ждали.
С лихой старательностью печатая шаг, подошел он к начальнику и передал донесение.
— Крепость наша! — взволнованно сказал майор и направился к командиру дивизии, в угол, обнесенный двумя брезентовыми стенками.
Через несколько минут из-за полотнища появился адъютант.
— Марулина из сто пятьдесят второго полка — в политотдел! — крикнул он телефонисту.
На протяжении почти двух с половиной веков, с той поры, когда гвардейцы Петра I отбили Шлиссельбургскую крепость у шведов, она не имела ни малейшего военного значения.
Ныне же, в сентябрьский день, полузабытым бастионам на острове суждено было снова сыграть свою роль в истории отечества. И какую роль!
Крепость нужно было удержать любой ценой, любыми силами. С ее стен виден весь Шлиссельбург, видны подходы к Ладожскому озеру. А то, что открыто взгляду, открыто и огню.
Накануне штаб дивизии направил на остров небольшой отряд разведчиков. Они были предупреждены о возможном соприкосновении с противником. В этом случае отряд должен был вступить в бой вне зависимости от численности противостоящего врага и держаться до подхода резервов.
С вечера уже десятки глаз следили за островком, пытаясь разгадать, что происходит за крепостными стенами. Едва стемнело, лодки беззвучно заскользили через протоку, отделявшую крепость от правого берега. Гребцы тихо опускали весла в воду, изо всех сил делали рывок и так же тихо заносили их вновь.
Лодки ткнулись в отмель, зашуршали днищами о гальку. Отряд залег в цепь на краю острова.
Небо безлунное. Берега переговаривались пулеметными очередями, орудиями малых калибров. Над рекой взлетали и падали водяные столбы, вскинутые снарядами, сработавшими на дне.
В цепи прислушались. Из крепости — ни звука. Командир отряда взмахнул пистолетом.
Бойцы поползли к воротам. Не отрываясь от земли, перевалились через насыпь узкоколейки с неподвижно застывшими на рельсах вагонетками.
Вдруг раздался топот. Все ближе, ближе. Десятки винтовочных стволов приподнялись, шевельнулись в направлении топота.
В арке ворот показалась неоседланная белая лошадь. Она шумно подышала и доверчиво пошла к людям. Эта лошадь таскала вагонетки, когда в крепости еще находились склады озерной флотилии.
Придерживая подсумки, чтобы ничто не звякнуло, бойцы вбежали на крепостной двор, по лестнице с выбитыми ступенями поднялись на стену. Понадобилось не больше десяти минут, чтобы развернуть пулеметы, подтащить патронные ящики, приготовить гранаты, наладить все как полагается на переднем крае.
Не сомневаясь можно сказать, что даже самым бывалым солдатам, много повоевавшим на своем веку, не доводилось занимать такой позиции. Она была на камнях, среди известняковых глыб, высоко поднята над рекой. Отсюда слышно, как ворочается вода у стен. За водою, совсем близко, в ста восьмидесяти метрах — командир точно знал эту цифру по карте, спешно засунутой в планшет, — находится враг. А до своих, через протоку, расстояние вдвое большее.
Голоса, оклики, пьяная песня отчетливо доносились со всеми интонациями. Видно было, как временами вспышки от зажженных спичек озаряют лица под суконными, не нашего покроя шапками.
Враг праздновал победу. Где-то горланили, беззаботно смеялись. Над рекой плыли звуки губной гармоники. Мелодия была чужой, незнакомой.
Ползком командир разведчиков двинулся по стене. Он всматривался в лица бойцов, сумрачные, измученные, со злыми глазами, затаившими горе. Кто мог подумать, кто поверил бы, что так скоро, чуть не в начале войны, придется услышать голоса чужеземцев на Неве?..
По цепи, от одного к другому, передавалось приказание: не стрелять. Не курить и не разговаривать. Наблюдать и молчать. Молчать.
Командир передал ординарцу карманный фонарь и велел спешить на причал.
В густой темноте на острове мелькнул едва различимый огонек, еще раз мигнул. И угас.