Ключ от этой двери

Аяна взглянула в его лицо, вновь ставшее резким и жёстким, и сунула руки ему под камзол, обхватывая и прижимаясь щекой к его груди.

– Мы принесли вам потную лихорадку и заразили непоседливых парней желанием повидать мир. Но это пустяки по сравнению с тем, чем вам грозит такое вмешательство извне. Он может заразить алчностью и всем тем, чего у вас в долине нет, чем ваши души ещё не переболели.

– Я знала, что мне будет сложно в твоём мире, но иногда, особенно, когда тебя нет рядом, меня охватывает отчаяние от того, что я так мало понимаю. Вернее, я понимаю уже достаточно, но то, что я вижу, часто расстраивает меня.

– Надеюсь, я не заразил тебя своим безумием.

– Сходить с ума – так вместе.

Коляска остановилась около рощи олли, не доезжая до дома Эрке. Аяна, поправляя бороду и камзол, спрыгнула, отпуская пальцы Конды, и забежала за деревья.

– Поистине чудесные преображения, – хмыкнул Конда, оглядывая её платье, когда она выскользнула из-за сероватых стволов. – Ты меняешься просто по щелчку пальцев.

– Стараюсь угнаться за тобой, – улыбнулась она.

Ташта был привязан к одному из деревьев неподалёку от ворот Эрке. Она прижалась к его гладкой, блестящей шкуре щекой, обхватив за шею, а он косился на неё дружелюбно. Аяна с улыбкой чесала его шею под гривой и мохнатые щёки, потом отвязала и подвела к воротам.

– Сегодня его привёл сюда камьер безумного кира, – сказал Томилл, подозрительно глядя на Аяну. – Я смотрю, вы трое нашли друг друга?

Он осёкся и слегка попятился под взглядом Аяны.

– Прости, капойо, я пошутил, – промямлил он, слегка бледнея. – Это шутка. Прости.

– Она смешная, – сказала Аяна с улыбкой. – Каждый человек немного безумен по-своему. С какой стороны посмотреть. И в любом безумии веселее вместе.

– Ты немного пугаешь меня, капойо, – сказал Томилл, нахмурившись.

– Прости, – весело сказала Аяна, не испытывая ни малейшего сожаления.

Гелиэр подняла глаза ей навстречу радостно и взволнованно.

– Десятого числа, – сказала она. – Десятого числа я уйду в их род. Ты будешь оплакивать меня? Это делает мама и остальные родственницы по женской линии, но мамы нет, а сестра отца далеко на юге.

– Если это необходимо, то я готова, – кивнула Аяна, занимая кресло у окна. – Как поживают твои цветы?

– Вот, – с гордостью повернула Гелиэр станок. – Закончила ещё два бутона. Аяна, отец сказал мне, что я могу взять мамино покрывало. Я сначала хотела новое, чтобы, как ты говорила, начать заново историю своего мира, но я вчера весь день и сегодня всё утро думала об этом, и поняла, что лучше возьму мамино. Я хочу как-то почтить её память.

– Ты это решила ещё и потому, что поняла, что за оставшееся время не успеешь вышить на нём то, за что не стыдно будет перед дочерью? – улыбнулась Аяна. – Зря. Я бы помогла тебе. Вышивали бы по очереди, ты устала – я продолжила, и вполне бы успели изобразить что-нибудь чудесное.

– И это тоже, – смущённо отвела взгляд Гелиэр. – Но я вышиваю не так быстро, как ты, и моя часть работы к тому же выделялась бы неровными стежками. Лучше не надо.

– Как хочешь. Где оно? Я хочу посмотреть. Ни разу не видела ничего, что у вас связано со свадьбой.

– Саорин как раз пошла за ним в подвал. Оно там в сундуке. А ещё мне наконец пришло приглашение от Риды... От Айлери. Завтра они ждут нас с визитом.

Аяна почувствовала внезапную дурноту. В животе опять поднялся комок водорослей со дна Фно, липкий, тревожный, противный. Она усилием воли отогнала мысли о том, как Конда орал на Айлери в приступе бешенства, и поморщилась. Она, Нелит Аяна, подписала тот договор. Ничего не поделаешь.

Саорин постучалась в дверь, передала Гелиэр с улыбкой пухлый свёрток и тихонько вышла.

– Я думала, оно поменьше будет, – сказала Аяна, помогая разворачивать двухслойное большое покрывало, украшенное белыми вышивками по белому фону. – Почему белое?

– Цвет чистоты и непорочности. Надо только отстирать желтизну. Залежалось. А Мират накинет красное, когда будет забирать. Цвет солнечных лучей.

– А, ну да, – кивнула Аяна. – Точно. Закатных таких.

Гелиэр кивнула, сосредоточенно разглядывая вышивки, потом подняла глаза на Аяну.

– Ещё два месяца назад я не верила, что буду с нетерпением ждать дня свадьбы. А теперь я тороплю каждый день, потому что мечтаю о нём. Аяна, ты понимаешь, что без тебя этого бы не случилось?

Аяна прекрасно помнила, без кого бы это не случилось, но предпочла промолчать на этот счёт.

– Мне придётся прямо вот слезами, по-настоящему тебя оплакивать вместо твоей мамы? – спросила она. – При передаче?

– Да. Мират приедет сюда на большой повозке и заявит о том, что забирает в род. Ты начнёшь оплакивать меня... Аяна, это серьёзно! Почему ты хихикаешь?

– Я просто не представляю, как я это буду делать. Ты выходишь замуж за любимого, и я еду с тобой. Мы даже не расстаёмся.

– Я не знаю! Это ведь традиция. Ну, представь что-то грустное. Помнишь, ты говорила мне? Картинки, которые ты рисуешь в воображении.

– Да. Да, я постараюсь. И до какого места мне надо будет плакать?