Женевьева подошла к ней и взяла за руку:
– Сирка, здесь ты в безопасности. Ты можешь какое-то время побыть у нас. Мы фермеры, у нас есть и молоко, и мясо, и яйца, тут не нужны продуктовые талоны. Ты можешь передохнуть, поесть вволю и поправить здоровье.
– Спасибо, – сказала девочка, – но я уже чувствую себя гораздо лучше. Я должна вернуться в Париж. И не надо меня провожать. Я справлюсь сама. Только скажите, как пройти на вокзал.
Прежде чем старая женщина успела ответить, со второго этажа донесся долгий жалобный стон. Рашель. Они кинулись в ее комнату. Рашель корчилась от боли. Простыни были испачканы чем-то черным и гнилостным.
– Этого я и боялась, – прошептала Женевьева. – Дизентерия. Ей нужен врач. И срочно.
Жюль кинулся вниз по лестнице.
– Я поеду в деревню, посмотрю, там ли доктор Тевенен, – бросил он, выбегая из дома.
Час спустя он вернулся, крутя изо всех сил педали велосипеда. Девочка следила за ним из окна кухни.
– Наш старый холостяк-доктор куда-то отбыл, – сказал он жене. – Дом стоит пустой. И никто ничего не знает. Тогда я поехал в Орлеан. Нашел там одного молодого хлыща, просил сразу приехать, но он такой отъявленный наглец, заявил, что ему якобы сначала нужно сделать дела поважнее.
Женевьева прикусила губы:
– Надеюсь, он приедет. И скоро!
Врач появился только ближе к вечеру. Девочка больше не осмеливалась заговаривать о своем отъезде в Париж. Она поняла, что Рашель очень больна. Жюль и Женевьева слишком тревожились за Рашель, чтобы заниматься еще и ею.
Когда громкий лай собаки предупредил о прибытии доктора, Женевьева попросила девочку спрятаться в подвале. Этого врача они не знали, торопливо объяснила она. Это не их старый врач. Надо было проявить осторожность.
Девочка спустилась в люк и затаилась в темноте, прислушиваясь к разговору. Она не могла видеть лица доктора, но ей не понравился его голос, пронзительный и гнусавый. Он все время спрашивал, откуда взялась Рашель или где они ее нашли. Он был настойчив и упрям. Голос Жюля оставался спокойным. Рашель дочь соседа, который на несколько дней уехал в Париж.
Но девочка понимала по самому его тону, что доктор ни единому слову не поверил. Он зло рассмеялся и снова завел песню про приказ и закон, про маршала Петена и новый образ Франции. И про то, что Kommandantur[27]подумает об этой худой девочке со смуглой кожей.
В конце концов она услышала, как хлопнула входная дверь.
Потом снова раздался голос Жюля. Старик казался раздавленным.
– Женевьева, – сказал он. – Что мы наделали?