Девочка услышала, как высморкалась Женевьева. Потом со слезами в голосе она взмолилась:
– Прошу вас, не уводите малышку! Она очень больна.
В горловом голосе зазвучала ирония:
– Мадам, этот ребенок – еврейка, и вполне возможно, что она сбежала из лагеря по соседству. Ей нечего делать в вашем доме.
Девочка не сводила глаз с оранжевого луча фонарика, который обшаривал стены подвала и приближался к ее убежищу. Потом она увидела гигантский черный силуэт солдата, который надвигался, как в книжке с картинками. Она была в ужасе. Он ищет ее. Он ее схватит. Она сжалась, как только могла, и перестала дышать. Ее сердце как будто перестало биться.
Нет, он не найдет ее! Это было бы слишком большой, чудовищной несправедливостью. Они уже забрали Рашель. Разве этого недостаточно? И куда они ее унесли? Наружу, в грузовик с солдатами? Она что, потеряла сознание? Куда ее отвезут? В больницу? В лагерь? Кровожадные чудовища! Чудовища! Чудовища! Она их ненавидела. Ублюдки! Она вспомнила все грубые слова, какие знала, все слова, которые мать запрещала ей произносить. Сволочные ублюдки! Эти ругательства набатом бились у нее в голове, пока она изо всех сил жмурилась, чтобы не видеть луча фонарика, приближавшегося, а потом скользившего по мешкам, которые служили ей укрытием. Эти люди не найдут ее. Никогда. Ублюдки, сволочные ублюдки!
И опять она услышала голос Жюля:
– Внизу никого нет, лейтенант. Малышка была одна. Она едва держалась на ногах. Мы должны были как-то ей помочь.
Голос лейтенанта зарокотал в ушах девочки:
– Мы просто проверяем. Сейчас закончим с подвалом, а потом вы поедете с нами в Kommandantur.
Девочка делала все, что могла, стараясь ничем себя не выдать, ни единым движением, ни единым вздохом, пока луч метался над ее головой.
– Ехать с вами? – Жюль не мог опомниться от удара. – Но почему?
– Еврейка у вас в доме, а вы еще спрашиваете почему?
Потом вмешался голос Женевьевы, до странности спокойный. Она больше не плакала.
– Вы же прекрасно видели, что мы не собирались ее скрывать, лейтенант. Мы хотели только помочь ей выздороветь. И все. Мы не знаем ее имени. Она не смогла его назвать. Она была так больна, что не могла говорить.
– Моя жена говорит правду, лейтенант, – подхватил Жюль, – мы даже позвали врача. А если бы мы хотели ее спрятать, сами понимаете…
Повисла пауза. Девочка слышала, как лейтенант откашлялся:
– Именно так нам Гийемен и говорил. Что вы не прятали ребенка. Так он и сказал, наш добрый Doktor.