– Девочка хочет, ни много ни мало, дать отпор этим затейникам, обосновавшимся поблизости от города и постепенно и неумолимо берущим его в своё удавье кольцо. И более того – дать отпор затейникам, взявшим в такое кольцо всю планету. Не пришлым, про тилонов она разве что смутно догадывалась… Настоящий враг – не пришлый-чужеземец, а тот, кто вырос здесь, на той же земле, и видят её не иначе, чем червь, пожирающий тело. Свергнуть Ассамблею, установить на Андроме подлинно народное правительство образца мятежа Галартиатфы… И вы знаете, мне нравится эта мысль.
– Альберт, вы с ума сошли?
– А что во всём этом не так, госпожа Дайенн? Все подлинно прекрасные вещи достаточно просты, в этом и заключена их красота.
– Вы считаете прекрасной гражданскую войну?
В самом деле, Автократии, из которой они, спасибо всем высшим силам, выбрались живыми, им ведь было мало…
– Госпожа Дайенн, – вклинился Аскелл, – вам никогда не говорили, что некрасиво заботиться о людях помимо их воли? Они вправе выбрать своё понимание блага, и вправе отдать за него жизни, если хотят. Их сограждане там, наверху, могут воспротивиться такому благу, они на это имеют право, вы или я – нет.
– Я полицейский, Аскелл.
– И? в вашем уставе прописана обязанность предотвращать гражданские войны везде, где вы видите такую опасность? Это задача службы безопасности этих миров, но не ваша. Признайте, у вас связаны руки, вы не можете арестовать всех преступников, каких увидите в своей жизни. Меня – можете, потому что за мной не стоит какая-нибудь мощная держава, по крайней мере, пока не стоит… А арестовать преступников из Ассамблеи, хотя они воры и убийцы, не можете. Они воруют у своего народа, и они виновны, хотя бы косвенно, во множестве смертей – тех, кто отравился на вредном производстве, потому что кому-то было очень жалко расщедриться на модернизацию, кто был убит в результате ограбления – которого бы не было, если б людей не вынуждали на грабежи нужда и безработица, кто просто умер с голоду – в таких вот глухих местечках, как это, всё бывает… Кто-то закончил свои дни где-нибудь в рабстве на рудниках – тоже граждане этого мира, которых их правительство должно бы защищать. Вы знаете всё это, но ничего не можете сделать – чужой мир, политика, суверенитет и прочее. Ну так и не лезьте, вот это сейчас тоже гражданское самоопределение, или как это называется у вас?
Вален всемилостивый, как, как она пропустила тот момент, когда его покусали Алварес и Схевени?
– Аскелл, не могу понять, вам с этого какой резон? Надеетесь, что в поднявшемся хаосе сможете незаметно слинять вместе с машиной?
– Мне? Да просто интересно. Мы, госпожа Дайенн, любим события.
Вселенная, говорят, не посылает нам испытаний, которых мы не можем вынести. Почему же вселенная послала ей Аскелла?
– Аскелл, вы одиночка, и многих вещей вам не понять. Хорошо или плохо сейчас живут эти люди – но они живут. Живы их семьи, целы их дома, на улицах их города не стреляют. Говорят, конечно, кому война, а кому мать родна, но не мерьте всех по себе.
– Вы тоже, Дайенн, вы тоже. Но вас ведь никто и не заставляет в этом участвовать. Отойдите в сторону, не мешайте историческим процессам.
– Это не исторический процесс, это…
– Произвол? Но ведь историю творят люди, не боги. Неужели в вас так прочно сидит минбарское воспитание, что вы свято верите, что есть «правильный» ход истории и «неправильный», что каждому, вольно или невольно становящемуся у руля корабля истории, нужно теперь бояться ненароком повернуть не так, как заранее прописано в священных скрижалях, которых, правда, никто не видел… Скучно!
====== Гл. 26. В осаде ======
Дверь за Дебби закрылась, и Майк вернулся к созерцанию потолка. Вот уж правда, хуже нет, когда не можешь доверять близким. Потому что как минимум значит, что не такие уж вы и близкие. Вот Лурдес, что интересно, поняла. Даже пыталась спорить с Дебби, а она обычно не делает этого – не потому, чтоб чего-то боялась, уволить её даже в случае конкретного скандала Дебби через его голову не смогла б, а просто не любит конфликтов. Но ссор между родственниками тоже не любит, поэтому вмешалась. Она хоть и говорит, что её дело сторона, сама понимает, что уже почти член семьи, всё-таки она здесь скоро 7 лет, и Дебби к ней всё равно прислушивается, как бы ни изображала из себя всезнайку, которая с избранной позиции под танковым напором не сдвинется. Зачем изображает-то, она ж вовсе не такая…