Ключи от Москвы. Как чай помог получить дворянство, из-за чего поссорились Капулетти и Монтекки старой Москвы, где искать особняк, скрывающий подводное царство

«Для всех интересующихся искусством на мне написано: „Старая Москва“», – говорил художник. Он признавался: чем глубже погружаешься в прошлое Москвы, тем чаще открываешь несметные сокровища города. «Приходилось не только рыться в древних хранилищах, но буквально рыться в земле, отыскивая остатки древних зданий

», – рассказывал Аполлинарий Васнецов. Он забирался в туннели, шлепая по воде, – замерял, записывал, зарисовывал, не замечая, как летит время.

Домашние беспокоились, не провалился ли Аполлинарий, не придавило ли его. Наконец раздавался звонок. Татьяна бежала открывать дверь – на пороге стоял муж, сияющий, с довольной улыбкой и весь в глине. Раскрыл очередную тайну древней Москвы! До революции художник преподавал в Московском училище живописи, ваяния и зодчества и семнадцать лет руководил пейзажным классом. Он вставал рано, уходил в мастерскую при училище, писал картины, затем спускался в класс, занимался с учениками, возвращался домой к обеду или задерживался до вечернего чая с друзьями.

В 1918 году Васнецова уволили как представителя старой школы – реализм в живописи посчитали пережитком прошлого. Художника лишили мастерской, и Аполлинарий Васнецов обустроил ее в квартире – выбрал самую светлую комнату с большим окном, столовую, где и работал последние пятнадцать лет. На раздвижном столе в углу лежит этюдник с палитрой и стоят кисти в керамических вазах. Мы будто видим, как Васнецов в растоптанных валенках, в пальто, с пледом на плечах рисует за мольбертом, потом греет замерзшие пальцы над огнем и снова берет карандаш.

Первые годы после революции оказались трудными: дом не отапливали, Васнецовы ютились в одной комнате рядом с кухней, где стояла печка-буржуйка – топили бумагой, книгами, подрамниками, мебелью. Семья осталась без электричества, водопровод работал только в подвале, оттуда приходилось носить ведра с водой. «Вся жизнь сосредоточилась тогда вокруг коптилки и железной печурки. Отец целый день экономнейшим образом подбрасывал топливо, а мама готовила запеканку из мороженой картошки», – признавался Всеволод.

Сын художника вспоминал те времена: сугробы доставали до окон первого этажа, вечером Москва погружалась в темноту, на улицах стояла тишина. Окна плотно закрывали занавесками, чтобы сохранить тепло, из форточек торчали трубы, фасады домов устилал дым. «Пришел я к тому, с чего начал

», – сокрушался Аполлинарий Васнецов, оттого что заработать удавалось не всегда. Известный художник, академик, чьи картины выставлялись в музеях, а ученики стали знаменитостями, теперь зависел от случайных заказов, как в ранней молодости.

«Да я ничего не имел бы против, если бы и годы вернулись прежние. Но, видно, от седьмого десятка вспять не пойдешь», – говорил Аполлинарий Васнецов. Всеволод рассказывал, что отца волновали и увлекали прогрессивные идеи, благодаря отзывчивому характеру художник выстоял перед жестоким ударом несправедливости, постепенно включившись в общественную жизнь. Аполлинарий возглавил возродившуюся комиссию по изучению старой Москвы, занялся научными докладами, заказами, выставками.

Правда, в 1924 году Васнецовых уплотнили – семье оставили три комнаты: гостиную, кабинет и мастерскую, а в двух других, бывшей детской и спальне, поселили новых жильцов. Сосед требовал от художника убрать картины из прихожей: «Выброси их на помойку или отдай истопнику, хоть в топку котла пригодятся». Мужчина проткнул холст, грозился порезать и остальные – позже выяснилось, что он болен шизофренией. Картины забрали в домашнюю мастерскую, где и так не хватало места. В таких условиях приходилось работать Васнецову!