Читаем Клочья полностью

– Иди в 407 кабинет. Там ждет мужчина. Скажешь ему: «Медсестра помнит». Будь там. – Не проронив больше ни звука, мы разошлись в разные стороны: я в указанном ей направлении, она – по делам.


Тогда я не задумалась даже, что это, возможно, засада, и меня могут убить или допрашивать о Миле – она сказала, я делаю – вот то, единственное правило, что было установлено, и то негласно, но оно было нерушимо. Так же не рушимо, как ее власть над нами.


Между собой мы общались мало и только на тему приказов Милы. Не было вражды, симпатий или привязанности друг к другу, но иногда мы испытывали ревность: если она брала кого-то одного с собой на дело или, тем более, когда Мила проводила некоторое время наедине с кем-то. Мы все были словно помешаны на ней: ее дела были важнее всего, даже наших жизней; ее приказы были и вовсе чем-то святым; исполнение ее прихотей и капризов стало смыслом наших жизней… и все мы жаждали ее внимания. Она крайне-крайне редко кого-то хвалила и то только, задыхаясь после бурного секса, но и это было ужасно приятно каждому, удостоившемуся этой похвалы. Мила спала со всеми нами, не выделяя никого, хоть, наверняка, были более и, соответственно, менее умелые любовники. Но она, тем не менее, спала со всеми, соблюдая какой-то свой загадочный и нам непонятный (как и большинство ее действий) график. Иногда даже с несколькими одновременно… Без нее же мы редко вступали даже в бытовой, невинный физический контакт, не разговаривали и не смотрели друг на друга. Сектанты, поклоняющиеся Божественной Миле…


И вот я стою на пороге кабинета 407. Темно. Вообще отвратительное здание: насквозь пропитанное и пахнущее сыростью, холодное и темное. У окна замечаю: высокий мужчина с каштановыми, отросшими волосами. Широкие плечи – от такого нелегко будет защищать Милу в случае необходимости. Почему же она взяла только меня? Нет, мне, конечно же, приятно, но ведь это опасно для нее… Обернулся. Смотрит. Прищурился.


– Медсестра помнит. – Объявляет мой голос, подчиняясь, будто запрограммированному мозгу. Он кивает. Теперь мы оба внимательно друг друга оглядываем.


– Пойдем скорее отсюда. – Взволнованно говорит он. Голос низкий, приятный, по-настоящему мужской, со всеми присущими ему интонациями и тональностями. Подходит ко мне. Я отскочила к двери, готовая удрать. Видимо, он понял мои намерения и остановился.


– Я не уйду никуда с тобой. Если потащишь – пожалеешь. – Это блеф: что бы я ни предприняла – он сделает все, что захочет. Но, как ни странно, он остался на месте.


Я по-прежнему переживаю за Милу. Какого черта он хотел меня увести?


– Когда она придет? – Я чувствую на своем лице его пристальный взгляд. Пожимаю плечами.


– Не знаю.


– Врешь. – Молча, качаю головой «Нет». Тяжелый вздох. – Сука проклятая… – Я едва не подскочила, чувствую, как к лицу прилила кровь, подбегаю к нему и замахиваюсь. Почти ударила. Схватил меня за кисть. Пытаюсь коленом достать до паха, он без труда отталкивает меня в сторону, как игрушку, держа при этом за руку.


– Не смей… – Дыхание сбилось.


– Ненормальная. – Еще немного и он свернет мне шею или вышвырнет в окно – понимаю я, но злость еще не улеглась.


Он отпустил мою руку, снова отошел к окну, сел на подоконник, смотрит куда-то вдаль. Я села на разбухший, некогда бывший офисным, стол. Не свожу с него глаз, прислушиваюсь к каждому звуку в пустых коридорах. Внутри меня – тишина и спокойствие: я понимаю, что Мила не стала бы рисковать понапрасну, так что опасаться нечего – этот мужчина не опасен для нее.


Мила спала сегодня со мной и вот теперь взяла на задание – моему счастью нет передела. Я должна и сейчас проявить себя наилучшим образом. Нельзя, чтобы Мила разочаровалась во мне.


– Что она делает с тобой? Ты ее подружка? – Мрачно интересуется сидящий, отвернувшись от меня.


– Неважно. – Отмахиваюсь я, он повернулся ко мне лицом. Смотрит. Я не выдерживаю этого поединка взглядов: отворачиваюсь. – Зачем ты пришел?


– Она обещала мне кое-что. – Заинтриговывает.


– Что же? – Поддаюсь я.


– Смерть. – Лаконично отвечает он. Невозмутим, в отличие от меня.


– Чью?


– Мою разумеется.


– Я бы не сказала, что это такая банальная просьба. – Он скептически на меня смотрит, на лбу проявились горизонтальные морщины и еще одна вертикальная – между бровями.


– Я не хотел умирать и сейчас не жажду. Но таково условие сделки.


– Что ты оценил в свою собственную жизнь?


– Чужую. – Немного помедлив, ответил он. Я не очень удивилась.


– Чья жизнь так тебе дорога?


– Моей невесты.


– Банально.


– Ну и что. – Я вздыхаю запах сырости.


– Зачем ты ходишь с ней? – Пожимаю плечами. – Она кормит вас какой-то дрянью. – Новая волна злости.


– Ты ничего не знаешь о ней. – Процеживаю я, а он только грустно ухмыляется.


– Все же я знаю кое-что и этого вполне достаточно, чтобы понять, что она психопатка.


– Хватит ее оскорблять!


– Ты идиотка. – Он разозлился. Я тоже. Замолкли.


– Это ты идиот, раз жертвуешь собой.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука