Клочья

– Ты поступаешь так же. Жаль только, что твоя жертва не будет никогда оценена, и вообще тот, ради кого ты все это делаешь – ничтожество и не стоит жертв. Но хуже то, что делаешь это все не по собственной воле. – Он наблюдает за моей реакцией, я сдерживаюсь от бурных всплесков.

– Думай, что хочешь: мне нет никакого дела до тебя. Раз ты пришел, чтобы умереть – умирай. – Он снова отвернулся к окну и погрустнел.

– Тебе не страшно? – Он не ответил. Я вздохнула. – Неужели твоя невеста стоит этого?

– Конечно, стоит.

– Ей будет плохо, когда она узнает, какой ценой спаслась. Ты думал об этом?

– Я знаю, но она должна жить.

– Как ее зовут?

– Терри.

– Дурацкое имя. – Он едва улыбнулся.

Дверь со скрипом открылась. Вот и Мила.

– Свяжи ему руки и ноги. – Она кидает мне веревки. – Деньги принёс? – Мужчина кивает, Мила просияла, когда он отдал ей довольно большой кейс.

– Ты отпустишь ее? – Мила жестко усмехнулась, прищурилась.

– Обещаю, что даже сделаю укол, который спасет ее от инфаркта. Но прежде ты расплатишься за ее свободу. – Он кивает. – Ты будешь долго умирать, Макс…

– Не сомневался.

– Специально искала эти препараты для тебя.

– Какая честь… – Мне становится все страшнее. Почему он не хочет сбежать?… Я чувствую, как внутри все сжалось.

– Что ты встала?! Свяжи его! – Требует госпожа. Мозг отдает команду – тело выполняет. Он смотрит на меня. Почему я вдруг стала жалеть этого человека? Он сам все решил и это его дело.

Мила подвигает к нему стул.

– Сядь. – Мужчина послушно выполняет. – Подай кейс. – Тело стремительно направляется к сумке, подает.

– Ты дурак, Макс… Она не стоит этого, ты же знаешь… Она слабая. – Он отрицательно машет головой. Мила набирает какую-то прозрачную жидкость в шприц. Первый укол.

– После третьего – ты уже мертвец. Хоть и долго мучиться будешь.

– Поменьше болтай, Мила. – Процеживает он.

– Как скажешь. – Пожимает плечами блондинка. – Я всю ночь думала, что с тобой сделать, Макс… Надеюсь, мне понравится. – Она уже набрала второй шприц. Резко ставит укол. – Наслаждайся. – Через полминуты он начинает дрожать, все его тело сводят судороги, лицо становится красным.

– Вот мазь. Натри ему грудь и живот. – Я стою как вкопанная. Мне страшно. Ужасно – ужасно страшно! – Шевелись же! – Какая-то часть меня требует предпринять попытку помочь ему, но тело не слушается – руки, отрывая пуговицы с рубашки, обнажают грудь. На лбу испарина, меня трясет и тошнит. Макс… Макс.. Мутит. Готово. Мила уже набрала лекарство в третий шприц. – Ну что, готов? – Он, кажется, даже не понимает что происходит, так ему плохо. Третий укол. Он почти сразу же задергался всем телом. Глаза налились кровью, рот перекосило.

– Мила! Что ты делаешь?! – Кричу я, прижимаясь к нему, пытаясь облегчить боль и ужас, что переполняют его.

– Не волнуйся, Терри, все хорошо. Скоро ты будешь свободна.

Что она сказала? Терри это я?

Чувствую острую боль. Тепло разливается по всему телу. «Это лекарство» – догадалась я. Как вспышка. Все померкло.

Медсестра ушла. Я сидела на полу рядом с умирающим Максом. Его била сильная дрожь, мышцы сводило судорогами, он бы кричал от боли, но даже кричать не мог. И я не могла.

Кукла

Чертовски плохой был день.

Точнее, вся моя жизнь катилась под откос, и все сейчас стремилось к одному – к концу. Внезапному, нелепому и некрасивому.

Я бродила, совсем уже отчаявшаяся среди мрачных трущоб, теперь еще и вонючих. Шла и боялась каждой тени, а теней было много: город никогда особенно и не освещался благодаря жадности нашего мэра, а теперь электричество вовсе покинуло стены этих бедных домов. И люди покинули стены этих домов. Все, кроме меня. Конечно, им плевать, и, собственно, никто и не должен был опекать меня, ведь ни с кем я толком и не знакома, но, черт побери, я ведь тоже человек! Почему я осталась здесь на съедение этим мерзким тварям? Почему никто не удосужился… Но кто вообще мог вспомнить обо мне? Сколько дней я прожила здесь прежде, чем наступил этот ужас? Два?

Я всегда спала удивительно крепко. Вообще странно, что меня не нашли, пока я нежилась в своей постели. Проспать эвакуацию – это очень умно, и вполне в моем духе. Пусть даже эвакуация и проводилась в условиях полной тишины глубокой ночи. Эти люди не раз за свою жизнь вот так сбегали из дома. На кой черт я вообще сюда приехала.

Мой обострившийся слух уловил рычание. Совсем я не привыкла к такой жизни, сердце забилось как сумасшедшее, ноги задрожали, в горле образовался ком, мой мозг будто закоротило от страха. Я едва сумела подавить желание броситься наутек, сшибая все вокруг. Мне нельзя шуметь. Я сама должна стать тенью. Скоро я ей и стану, если так и не найду ничего съестного…

Чудом я выбралась из проклятого дома, снова не найдя ни крошки, зато и не произведя ни децибела шума.