Клуб алкогольных напитков

— Я просто хочу знать, до чего мой батя еще скатится.

Этанол не совсем понял, о чем говорит его босс, но решил промолчать, ибо история с Саке ему была неведома.

— Сколько времени тебе понадобиться найти его? — продолжил Суррогат.

— Думаю, пару часов будет достаточно, — прикинул помощник.

— Хорошо. Свободен.

Этанолу не нужно было говорить дважды, но он все же должен был спросить:

— Что будем делать с исчезнувшим товаром? Не буду тебе напоминать, что его ждут в Америке через неделю.

— Я что-нибудь придумаю. Не переживай. Надо будет только найти человека, что доставит его на самолете через океан.

— Поищу, — и подчиненный встал, чтобы уйти, но вспомнил, — у нас небольшие проблемы с твоим коллегой, кстати.

— Которым именно? — особо не вникая, спросил Суррогат.

— Сидром.

— Это после того инцидента на моей родине? — предположил мужчина.

— Можно сказать и так… — начал говорить Этанол, опустив голову будто в знак извинения, но его перебил босс.

— Не сейчас. Делай с этим типом все что мы делали с остальными в таком случае. Меня сейчас волнует другая война, — и красавчик вновь провалился в свои мысли, которые не давали ему покоя.

Этанола же ждала нелегкая работа по поиску отца босса. И он практически был уверен, что тот скрывается от своего сына. Видимо, семейные дела пошли кубарем вниз. Яблочный напыщенный болван мог и впрямь подождать, по крайней мере в ближайшие часы.

Когда через несколько часов в дверь непримечательной квартирки на окраине города позвонили, Самогон догадался, кого он увидит за дверью (ибо никому в голову не пришло бы навестить его в этом логове).

Обстановка в помещении была немного скудной. Как консерватор в душе, мужчина любил прошлое и все его величие. Скажем так: Самогон обожествлял яркие моменты своей родины, благополучно закрывая глаза на минусы. Так над камином разместился бюст Ленина, а на стене можно было увидеть всю династию Романовых. Флаг СССР не единожды можно было приметить тут и там, как и вождя нации — Сталина (фото, карикатуры), что смотрел на вас, с кустистыми усами и двухзначным взглядом (никто и никогда, мне кажется, не мог предугадать, что за мысли витают в этой голове: то ли очередные репрессии, то ли похвала).

Но это не самые страшные «моменты» помещения. Более пугала репродукция картины В. М. Васнецова «Иван Васильевич Грозный» во весь рост. Мало того, что она занимала половину стены, так еще и эти глаза, поза… Гроза тех времен — об этом можно понять потому, что государь сжимает в руках свой жезл. Это не посох, не опора. В руках Ивана Грозного его оружие. Этот жезл проткнул ногу слуги князя Курбского, заклятого царева врага. Гулял этот жезл и по спинам боярским. Мы можем предположить, что данная картина вдохновляла Самогона, давала ему бесстрашие, но гостей (хоть их практически не бывало) вгоняло в странные чувства. Ведь они в большинстве своем и понятия не имели, что именно Иван Грозный в свое время открыл первый кабак на Руси, куда пускали только царских опричников. За ратные заслуги им полагалась бесплатная порция самогона, которую черпали личным царским ковшом из дубовой бочки. Так началась история столь крепкого и терпкого алкоголя как Самогон.

Из мебели здесь можно было увидеть лишь шкаф с огромным количеством всевозможных запыленных книг), кровать и кресло со столом. И напоминали они, естественно, о былом Советском Союзе, как о последнем приюте порядка и совершенного строя (как считал сам Самогон, хотя как автор сей книги, не совсем с ним солидарен).

— Ничего не меняется, — окинув комнату еще с дверного проема, обратился Суррогат к отцу вместо того, чтобы поздороваться.

— Мне уютно в такой атмосфере, — сухо ответил ему Самогон.

— Ждал меня? — помолчав (а точнее будет: поняв, что спорить со стариком бесполезно) усмехнулся сын.

— Можно сказать, что да, — и отошел в сторону, чтоб пропустить молодого человека в квартиру.

Суррогат огляделся снова, видимо хотел найти что-то примечательное вокруг.

— Писториуса29 только не видно. Припрятал? — то ли усмехнулся он, то ли просто прокомментировал, на что старик просто хныкнул, решив проигнорировать.

Молодой человек не стал садиться в одно единственное разваливающееся древнее кресло, а кровать не привлекала своей запыленностью, поэтому предпочел продолжать постоять.

Тишина затягивалась. Два мира: Самогон — будто погрязший в прошлом, и лощённый его сын Суррогат смотрелись как минимум несуразно в данной комнате (хотя что я говорю! Первый как раз-таки вписывался в этот музей), но их объединяли некие черты лица: густые волосы, широкие брови, изгиб носа и красивые губы. Можно сказать, что Суррогат ухоженная и улучшенная версия старика, что в свою очередь доказывает, что и Самогон в молодости был тот еще очаровательный сердцеед.

— Итак, коль уж ты меня ждал, значит ты знаешь по какому я здесь вопросу, — Суррогат ни на секунду не отпускал взгляда от отцовского лица.

— Где товар, Суррогат? — спросил старик.

— Где Саке? — вопросом на вопрос ответил мужчина.