— Так оно и есть, — согласилась она. — Вы ведь не скажете, что эту добродетель воплощает в себе д’Артаньян. Изворотливый гасконец… А что до его любовных подвигов… На протяжении всего романа он соблазняет трех женщин, двух из них — обманом. Его великая любовь — галантерейщица с не очень изящными ножками, которая служит кастеляншей у королевы. Еще одна — английская горничная, и он ее подло использует. — Теперь смех Лианы Тайллефер звучал оскорбительно. — А его любовные истории в «Двадцать лет спустя»?.. Связь с хозяйкой постоялого двора… Лишь ради того, чтобы не платить за комнату… Хорош герой-любовник! Весь улов — служанки, горничные да трактирщицы!
— Зато он соблазнил миледи, — ехидно вставил Корсо.
И снова лед в глазах Лианы Тайллефер разбила вспышка гнева. Если бы взгляд мог убивать, охотник за книгами тотчас бездыханным рухнул бы к ее ногам.
— Да ведь это не его заслуга, — ответила вдова. — Верно, негодяй побывал в ее постели, но обманом, выдав себя за другого. — Она несколько успокоилась, хотя голубая сталь ее взгляда по-прежнему напоминала отточенный клинок. — Вы бы с ним составили замечательную парочку! Два гнусных подлеца!
Ла Понте слушал очень внимательно; казалось, еще немного — и будет слышно, как шевелятся мысли у него в голове. Вдруг он наморщил лоб:
— Подождите, подождите, так вы что?..
Он повернулся к девушке, ища поддержки; до него всегда все доходило с опозданием. Но девушка по-прежнему сидела отчужденно и глядела на них так, словно дела эти ее не касались.
— Какой же я болван! — Ла Понте подошел к окну и стал биться головой о раму.
Лиана Тайллефер с презрительной миной посмотрела на него, потом повернулась к Корсо:
— Зачем вам понадобилось тащить его сюда?
— Болван! Болван! — повторял Ла Понте, и удары его становились все сильнее.
— Он воображает себя Атосом, — пояснил Корсо, желая оправдать друга.
— Скорее Арамисом. Самовлюбленный фат… Знаете, когда он был со мной в постели, он все время косился на свою тень на стене — на очертания собственного профиля…
— Надо же!
— Уж поверьте!
Ла Понте решил наконец отойти от окна.
— Вам не кажется, — бросил он с досадой, — что мы отклоняемся от темы?
— Он прав, — признал Корсо. — Итак, миледи, мы вели речь о добродетели. И вы просвещали нас, давая свое толкование поступкам д’Артаньяна и его друзей.
— А разве я не права? Разве много достоинств можно найти у этих фанфаронов, которые используют женщин, принимают от них деньги, мечтают только о карьере и богатстве? Миледи — умная и отважная, она берет сторону Ришелье и служит ему верой и правдой, готова отдать за него жизнь…
— И, служа ему, отнимает жизнь у других.
— Вы же сами недавно сказали: существует внутренняя логика повествования.
— Внутренняя?.. Это зависит от точки, в которую мы себя поставим. Вашего мужа убили вовсе не в романе… И смерть его была вполне реальной.
— Вы сошли с ума, Корсо! Моего мужа никто не убивал. Энрике сам повесился.
— А Виктор Фаргаш тоже сам утопился?.. А баронесса Унгерн? Она что — неосторожно обращалась с микроволновкой?
Лиана Тайллефер повернулась к Ла Понте, потом — к девушке, словно не верила своим ушам и желала, чтобы они подтвердили, что она правильно все расслышала. С того мига, как они проникли через окно в комнату, она впервые выглядела по-настоящему растерянной.
— О чем вы говорите?
— О девяти подлинных гравюрах из «Девяти врат в Царство теней».
Через закрытое окно, сквозь шум дождя и ветра до них долетел бой башенных часов. И тотчас одиннадцать ударов эхом отозвались в доме, внизу, куда вели коридор и лестница.
— В этой истории слишком много сумасшедших, — сказала Лиана Тайллефер. При этом глаза ее были прикованы к двери. С последним ударом часов в коридоре послышался шум, и взор вдовы победно вспыхнул.
— Берегись! — прошептал вдруг Ла Понте, хотя Корсо и сам уже сообразил, что именно должно сейчас произойти. Краешком глаза он заметил, как девушка вскочила с подоконника и напряглась, будто готовясь к прыжку. Охотник за книгами почувствовал, что в кровь его хлынули потоки адреналина.
Все смотрели на дверную ручку. Она поворачивалась очень медленно — совсем как в фильмах ужасов.
— Всем добрый вечер, — произнес Рошфор.
На нем были наглухо застегнутый, блестевший от воды дождевик и фетровая шляпа, из-под которой сверкали темные неподвижные глаза. Шрам наискось пересекал смуглое лицо с пышными черными усами — лицо южанина. Секунд пятнадцать он стоял на пороге распахнутой двери, так и не вытащив руки из карманов дождевика, в луже воды, успевшей натечь под его ботинки. Никто не проронил ни слова.
— Рада видеть тебя, — нарушила молчание Лиана Тайллефер.
Вновь прибывший отвесил легкий поклон в ее сторону, но ничего не ответил. Вдова, все еще сидевшая на кровати, указала на Корсо:
— Они слишком много себе позволяют.
— Надеюсь, мы все уладим, — ответил Рошфор.