Читаем Клуб для джентльменов полностью

— Да ну! Я ее обожаю. Там про то, как женщина звонит своему любимому за тридевять галактик — он где-то с кем-то воюет в далеком космосе. Она может звонить ему только раз в год, ведь он чудовищно далеко. Во время короткого разговора ей хочется высказать всю свою тоску по любимому — и при этом не сорваться на плач. Там чувствуются еще ее смятение и тревога: а вдруг у него появилась другая женщина — скажем, из боевых товарищей? Она и в себе не до конца уверена: справится ли она с бесконечной разлукой, устоит ли перед обилием возможностей — ведь ей так одиноко, да и детей без мужчины воспитывать мучительно трудно. И хотя к концу песни совершенно ясно, что она безумно его любит, невольно думаешь: м-да, похоже, этой любви не выжить. Быть может, это их последний разговор… Вы улавливаете, как там все сложно? Жутко печальная песня! Понимаешь: любви не всё подвластно, и есть такие высокие стены, через которые даже она не перескочит. Всегда плачу, когда слушаю.

Казалось, она и сейчас вот-вот расплачется. Но нет, удержалась. Мне дьявольски хотелось взять ее на руки — компактный прелестный клубочек — и успокоить, убаюкать, заверить, что все будет прекрасно и нет в мире таких высоких стен… Вместо этого я залепил какую-то херню:

— Интересно. Продается во всех приличных магазинах, да?

Она ничего не ответила — еще во власти печальных слов той печальной песни. Я добавил, чтоб вернуть ее в реальный мир:

— А данс-мюзик вы любите?

— Не очень. Или даже вообще не люблю. Все эти монотонно бьющие по мозгам «бофф-бофф-бофф», типичные для рэйва…

— О, какое облегчение!

— Простите?

— Ничего, это я так… А кто ваш любимый актер?

Она рассмеялась. И я почувствовал, что лед немного растоплен. Совсем чуть-чуть.

— А что говорит по этому поводу клубный сайт?

Теперь уже рассмеялся я.

— Пол Ньюмен — из-за глаз.

— Ну, думаю, с глазами — это Роберт Редфорд!

— Вообще-то глаза у обоих.

— Нет, я и Полу Ньюману, и Роберту Редфорду предпочла бы Жан-Клода Ван Дамма.

— Вот вам и раз! — сказал я. — Что ж такое — ваши данные перепутали с данными другой девушки?

— Сомневаюсь. Думаю, они просто сочинили — для впечатления. И я в принципе не против — отчего бы и не приукрасить? Люди хотят видеть в нас девушек из своих снов, поэтому не грех немножко соврать.

Я вдруг подумал: а может, она крепко выпивши? Это многое объяснило бы!

— Извините, напомните мне свое имя. — Хайди как-то по-особенному откинула прядку волос со лба. У нее всё особенное — каждый жест, каждое движение. Вся она уникальна — как снежинка. Я млею и дурею в ее присутствии.

— Меня зовут… э-э… Гриэл. Гриэл Шарки.

— А, значит, я все-таки правильно запомнила! Я извиняюсь, Гриэл, что меня тогда вырвало на вас. Просто я наглоталась грязной речной воды.

— Речной воды? Как вас угораздило?

— На работе. В качестве модели. Упала с «Си Ду».

— «Си Ду»? Это такой мотоцикл для о-о-очень больших луж?

Хайди опять рассмеялась.

— Он самый.

Мимо пронеслась карета «скорой помощи» с включенной сиреной, и я невольно вспомнил о происшествии в «Меховой шубке».

— А что, собственно, случилось в клубе? Отчего такой переполох?

Хайди коротко рассказала, что произошло. Да так живописно, что у меня в решающий момент рассказа в мошонке неприятно засвербело — как будто мне кольцо из члена вырвали.

— М-да, жуть жуткая, — сказал я. Хотя, скажу по секрету, я не слишком огорчился по поводу несчастья с Пэрис — ведь именно оно дало мне возможность безнаказанно умыкнуть Хайди.

— Да, жуть жуткая, — согласилась Хайди. — Надеюсь, у нее всё будет в порядке. Не могу сказать, что Пэрис мне нравится, но такого приключения и худшему врагу не пожелаешь!

— А что случилось до того? Почему вы боитесь возвращаться домой?

— А!.. — Хайди нахмурилась и закусила губу. В этот момент я готов был умереть за нее. — Кто-то меня преследует. Побывал тайком в моей квартире. А сегодня напал на меня.

У меня дух перехватило от ярости.

— Боже, с вами всё в порядке? Я понимаю, какое потрясение вы пережили! Вот почему вы сегодня такая… нервная! И не хотите ехать домой.

— Да, я знаю, я сегодня ужасная. Извините.

Хайди устало потерла виски — словно у нее нестерпимая мигрень.

— Я как выжатый лимон, — сказала она. — Дикий какой-то день!.. Словом, домой я не могу. И податься мне некуда — не у кого переночевать. Простите, что я доставляю вам столько хлопот.

Я лихорадочно соображал — как футболист с мячом на поле в тяжелой ситуации. Итак, Хайди, ошалевшая от неприятных событий, воспринимает меня как своего спасителя. Идеальный вариант. Чего я и добивался. И теперь ей кажется, что я везу ее в надежное убежище. Я ведь и сам сказал ей в клубе: «Я здесь, чтобы защищать вас». Но очень скоро она опомнится и станет задавать едкие вопросы типа: «Защитить — от чего или от кого?», «Куда именно мы едем?» И ответ: «В отель, где я всю ночь буду выспрашивать интимные подробности вашей связи с Питером Бенстидом» — этот ответ мгновенно низведет меня в ее глазах из спасителя на белом коне в бесстыжего сукина сына. Поэтому необходимо срочно завоевать ее полное доверие — или моим планам крышка.

Перейти на страницу:

Все книги серии Альтернатива

Похожие книги

Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза