— Да ну! Я ее обожаю. Там про то, как женщина звонит своему любимому за тридевять галактик — он где-то с кем-то воюет в далеком космосе. Она может звонить ему только раз в год, ведь он чудовищно далеко. Во время короткого разговора ей хочется высказать всю свою тоску по любимому — и при этом не сорваться на плач. Там чувствуются еще ее смятение и тревога: а вдруг у него появилась другая женщина — скажем, из боевых товарищей? Она и в себе не до конца уверена: справится ли она с бесконечной разлукой, устоит ли перед обилием возможностей — ведь ей так одиноко, да и детей без мужчины воспитывать мучительно трудно. И хотя к концу песни совершенно ясно, что она безумно его любит, невольно думаешь: м-да, похоже, этой любви не выжить. Быть может, это их последний разговор… Вы улавливаете, как там все сложно? Жутко печальная песня! Понимаешь: любви не всё подвластно, и есть такие высокие стены, через которые даже она не перескочит. Всегда плачу, когда слушаю.
Казалось, она и сейчас вот-вот расплачется. Но нет, удержалась. Мне дьявольски хотелось взять ее на руки — компактный прелестный клубочек — и успокоить, убаюкать, заверить, что все будет прекрасно и нет в мире таких высоких стен… Вместо этого я залепил какую-то херню:
— Интересно. Продается во всех приличных магазинах, да?
Она ничего не ответила — еще во власти печальных слов той печальной песни. Я добавил, чтоб вернуть ее в реальный мир:
— А данс-мюзик вы любите?
— Не очень. Или даже вообще не люблю. Все эти монотонно бьющие по мозгам «бофф-бофф-бофф», типичные для рэйва…
— О, какое облегчение!
— Простите?
— Ничего, это я так… А кто ваш любимый актер?
Она рассмеялась. И я почувствовал, что лед немного растоплен. Совсем чуть-чуть.
— А что говорит по этому поводу клубный сайт?
Теперь уже рассмеялся я.
— Пол Ньюмен — из-за глаз.
— Ну, думаю, с глазами — это Роберт Редфорд!
— Вообще-то глаза у обоих.
— Нет, я и Полу Ньюману, и Роберту Редфорду предпочла бы Жан-Клода Ван Дамма.
— Вот вам и раз! — сказал я. — Что ж такое — ваши данные перепутали с данными другой девушки?
— Сомневаюсь. Думаю, они просто сочинили — для впечатления. И я в принципе не против — отчего бы и не приукрасить? Люди хотят видеть в нас девушек из своих снов, поэтому не грех немножко соврать.
Я вдруг подумал: а может, она крепко выпивши? Это многое объяснило бы!
— Извините, напомните мне свое имя. — Хайди как-то по-особенному откинула прядку волос со лба. У нее всё особенное — каждый жест, каждое движение. Вся она уникальна — как снежинка. Я млею и дурею в ее присутствии.
— Меня зовут… э-э… Гриэл. Гриэл Шарки.
— А, значит, я все-таки правильно запомнила! Я извиняюсь, Гриэл, что меня тогда вырвало на вас. Просто я наглоталась грязной речной воды.
— Речной воды? Как вас угораздило?
— На работе. В качестве модели. Упала с «Си Ду».
— «Си Ду»? Это такой мотоцикл для о-о-очень больших луж?
Хайди опять рассмеялась.
— Он самый.
Мимо пронеслась карета «скорой помощи» с включенной сиреной, и я невольно вспомнил о происшествии в «Меховой шубке».
— А что, собственно, случилось в клубе? Отчего такой переполох?
Хайди коротко рассказала, что произошло. Да так живописно, что у меня в решающий момент рассказа в мошонке неприятно засвербело — как будто мне кольцо из члена вырвали.
— М-да, жуть жуткая, — сказал я. Хотя, скажу по секрету, я не слишком огорчился по поводу несчастья с Пэрис — ведь именно оно дало мне возможность безнаказанно умыкнуть Хайди.
— Да, жуть жуткая, — согласилась Хайди. — Надеюсь, у нее всё будет в порядке. Не могу сказать, что Пэрис мне нравится, но такого приключения и худшему врагу не пожелаешь!
— А что случилось до того? Почему вы боитесь возвращаться домой?
— А!.. — Хайди нахмурилась и закусила губу. В этот момент я готов был умереть за нее. — Кто-то меня преследует. Побывал тайком в моей квартире. А сегодня напал на меня.
У меня дух перехватило от ярости.
— Боже, с вами всё в порядке? Я понимаю, какое потрясение вы пережили! Вот почему вы сегодня такая… нервная! И не хотите ехать домой.
— Да, я знаю, я сегодня ужасная. Извините.
Хайди устало потерла виски — словно у нее нестерпимая мигрень.
— Я как выжатый лимон, — сказала она. — Дикий какой-то день!.. Словом, домой я не могу. И податься мне некуда — не у кого переночевать. Простите, что я доставляю вам столько хлопот.
Я лихорадочно соображал — как футболист с мячом на поле в тяжелой ситуации. Итак, Хайди, ошалевшая от неприятных событий, воспринимает меня как своего спасителя. Идеальный вариант. Чего я и добивался. И теперь ей кажется, что я везу ее в надежное убежище. Я ведь и сам сказал ей в клубе: «Я здесь, чтобы защищать вас». Но очень скоро она опомнится и станет задавать едкие вопросы типа: «Защитить — от чего или от кого?», «Куда именно мы едем?» И ответ: «В отель, где я всю ночь буду выспрашивать интимные подробности вашей связи с Питером Бенстидом» — этот ответ мгновенно низведет меня в ее глазах из спасителя на белом коне в бесстыжего сукина сына. Поэтому необходимо срочно завоевать ее полное доверие — или моим планам крышка.