— Нет, Хайди, для меня это не хлопоты. Дело в том… — Я решительно не знал, как закончить фразу и под каким соусом подать совершенно несъедобное блюдо, которое нужно скормить этой чудесной, неповторимой девушке… И тут меня выручил — вы не поверите! — тот самый игги-попистый придурок, с которого началась моя охота на Питера Бенстида.
— У него на руке была желтая хозяйственная перчатка! — вдруг сказала Хайди, перебивая меня. — Одна перчатка. Грязная-прегрязная.
Я застыл с раскрытым ртом. Мать-перемать, да это же мой Уродец. Дерьмо Собачье!.. Спасибо тебе, вовремя ты выскочил в разговоре!
— О Господи!
При этом я сотворил на своей синякастой роже сложносоставную мину: шесть частей сочувствия, три части ужаса и одна часть — как у пожарного, который выносит ребенка из горящего дома.
— Вы его… знаете?!
На лице Хайди и ярость, и страх.
— Нет-нет, знаю — не то слово. Я просто… видел его. Собственно, именно из-за него я бросился вас выручать…
Хайди отнюдь не успокоилась. Впервые после клуба на ее лице были внятные эмоции. И страх доминировал.
— Или вы сейчас же все объясните, или я попрошу таксиста остановить машину!
И она уже потянулась вперед, к водителю. При этом мой пиджак разошелся, и в глубоком вырезе платья я увидел почти всю ее правую грудь — ошеломляюще близко. Я на секундочку немного ошалел.
— Нет-нет, я все объясню! — торопливо сказал я, приходя в себя. — Итак, он совсем еще молодой человек, примерно вашего роста. Очень тощий. Зовут Саймон, и в общении он такой же чудной, как и его вид. Возможно, он даже слегка… очень сильно чокнутый. Вряд ли он по-настоящему опасен, хотя… хотя кто его знает. Именно поэтому я пришел за вами. Хотел убедиться, что вы в безопасности.
Хайди смотрела на меня по-прежнему недоверчиво.
— Дело в том, — продолжал я, — что Саймон без задних ног влюблен в Эмили Бенстид. До полного одурения. Он носит желтую хозяйственную перчатку, потому что занят очисткой от жвачки всех висящих в подземке плакатов с Эмили.
— О, жвачка!.. — простонала Хайди.
— Да. Он мнит себя ее заступником. И он знает о… — на середине фразы меня прошиб холодный пот: я внезапно понял, что я, собственно говоря, не имею железного подтверждения этому факту, — этот чудила знает о вашем романе с Питером Бенстидом.
— Боже! — воскликнула Хайди и замолчала. Считать ли это
— Как видите, ситуация сложная… И в газетах неизбежно появится рассказ о ваших отношениях с Питером Бенстидом.
— Значит,
— Ну…
— Я не ожидала, что всё произойдет вот так. Я полагала — он предупредит меня заранее.
— Я не уверен, что он…
— А ваша статья про клуб, — перебила меня Хайди, — та, в связи с которой вы хотели взять у меня интервью, — в журнале вам сказали, что она отменяется, да?
— Верно.
— И вместо этого поручили писать… на новую тему? Как бы в качестве утешительного приза?
— Нет, всё иначе. Новая статья не для журнала, а для воскресного приложения газеты. Хайди, я…
— Он целенаправленно саботировал мою работу в качестве модели! — выпалила Хайди, мрачно глядя мимо меня. — Он с самого начала не хотел, чтобы я стала моделью. Пытался отговорить. Даже прикатил на «ягуаре» к редакции журнала, где у меня был кастинг. О, теперь всё встало на свои места, теперь мне всё понятно! И про вашу статью в журнале мне было сказано — вы
— Почему он так поступал? — осторожно осведомился я.
— Не хотел, чтоб я стала моделью.
— Почему?
Хайди саркастически хмыкнула.
— Будто не понимаете! Он не желает, чтобы я развивалась, шла вперед! Все хотят удержать меня на месте. Была у вас когда-нибудь мечта?
— Конечно.
— Значит, вы знаете, как поступают люди в этом случае. Они вам мешают изо всех сил. Они высмеивают вашу мечту. Они считают ее несбыточной блажью. Потому, возможно, что их собственные мечты не осуществились — и они теперь воображают, что любые мечты — чушь собачья. Или даже хуже — у них никогда не было заветной мечты. И они хотят, чтобы другие были такими же плоскими, как они!