Читаем Клуб для джентльменов полностью

Посмотрела и пошла. И спускается по лестнице, и идет, идет между столиками, мимо официанток, мимо посетителей, мимо других танцовщиц.

На несколько секунд все вокруг для меня пропадает. Остается только она одна и ее приближение ко мне. Платье ничего не скрывает — оно словно по голому телу нарисовано, хотя и чудесно колышется в ритм движению. Оно будто играет и плещется вокруг нее. Всю эту игру и плеск я вам могу пересказать в подробностях. Завтра. Или через сто лет. Но и под расстрелом я не вспомню, какого цвета было это ее платье.

А Терри тем временем бодрым тоном продолжает:

— Спасибо, мистер Би, за добрые слова. А вы-то сами как? Как премьера?

Случайно я встречаюсь глазами с мистером Би. И машинально любезно улыбаюсь. Поэтому он меня не замечает. Сидел бы я с деревянной рожей — быстрее привлек бы его внимание. Мне приходит в голову, что я веду себя как подружка Терри-гангстера — им положено стушевываться, когда их крутой встречается-обнимается с другим крутым.

— Уже была генералка с присутствием критиков, — говорит Бенстид. — Потом вечеринка для прессы.

Я про себя фыркаю — кто там остался на эту вечеринку! Разве что отпетые любители дармового шампанского! Сам я слинял с генеральной репетиции до прощальных поклонов. Никакое шампанское не смогло бы меня взбодрить после двух с половиной часов этого мрака.

— Много хлопали, всеобщий энтузиазм! — говорит Бенстид. — Журналисты, с которыми я беседовал, в полном восторге. Все до одного. А парень из «Мировых новостей» прямо назвал это грандиозным триумфом!

Ага, своей бабушке рассказывай.

— Так что с нетерпением ждем премьеры. Предвкушаем. Может, и ты хочешь прийти, Терри? Только скажи — я обеспечу тебе лучшие места в лучшем ряду.

— А, вы же знаете, какой я тупой на театр. Не моя стихия.

— Не ломайся, Терри. Расширяй горизонты. Прихватывай свою миссис — и отдохнёте душой на хорошем представлении!

— Вообще-то она вечно зудит: мол, ты меня никуда не выводишь…

— Ну!.. Заметано, будут тебе билеты.

Терри получает еще один дружественный хлопок по спине.

В их разговоре наступает пауза.

Чувствую, взгляд Бенстида уперт в меня. Крепко уперт. Так, что я уже не могу прикидываться, будто нет меня. Да и Терри замечает, что глаза Бенстида словно прилипли ко мне.

Терри, благородный малый, тянет и тянет время, но Бенстид до того подчеркнуто сосредоточен на мне, что Терри сдается и говорит с невинным видом:

— Ах да, извините, мистер Би, совсем я растерял хорошие манеры. Знакомьтесь, мой приятель… — Мое имя, кажется, проглочено музыкой. На самом деле просто не произнесено. — А это мистер Бенстид. Владелец нашего клуба.

Бенстид протягивает мне руку.

— Рад познакомиться, — говорит он.

«Владелец нашего клуба», мать вашу! Вот почему Терри так загадочно хихикал и прятал глаза, когда я пытал его, знает ли он «легенду футбола». Черт бы побрал всех этих темнил!

— Можете называть меня просто Питер, — добавляет Бенстид.


Иду я себе спокойненько к Терри и мужчине возле него, который явно тот самый газетный Гриэл, и вдруг до меня доходит, кто возле них третий. Питер. Сияет улыбкой и трясет руку тому, который вроде как газетный Гриэл. Поэтому я, не останавливаясь, делаю поворот на все сто восемьдесят. Очень такой подиумный поворот, красивый, профессиональный. Это я про себя отмечаю. Со стороны, словно так и было задумано — я иду прямо-прямо, а потом — фьють, и обратно!

Словом, улизнула я в дальний конец клуба и осторожненько оглядываюсь на бар. Ага, Терри и незнакомый мне тип стоят. А Питер, слава Богу, отчалил. Поэтому я делаю новый поворот и медленно иду к бару, по дороге приглядываясь к незнакомцу рядом с Терри. Он ничего, приятной внешности, только физиономия патологически высокомерная. Как у меня. Когда я подхожу ближе, он впивается в меня взглядом — смотрит так, словно впервые видит живую женщину. Когда я совсем рядом, он берет себя в руки и навешивает вполне светскую улыбку. А Терри говорит…


— Хайди, знакомься, это мистер Шарки.

Господи, она рядом со мной. В одном шаге от меня. Я в душе встряхнулся, выдернул себя из сладкого столбняка — и теперь цвету самой обаятельной улыбкой из своего ассортимента. Протягиваю руку. Сегодня я жму чужую руку, похоже, в миллионный раз. Но это всем пожатиям пожатие. Век бы касаться этой руки.

— Гриэл, — говорю я, — называйте меня просто Гриэл. Пожалуйста.

Ее рука чуть трепещет в моей. Я смотрю Хайди прямо в глаза. Она мне улыбается — слабо так, с заметным усилием. Возможно, просто настороже и немного на нервах. Как-никак с журналистом встречается. Для нее это не будничное дело. Прикидывает, как себя лучше подать. Я испытываю укол совести.

Кожа у меня слоновья, и мне эти уколы — даже не комариные укусы.

Тут совесть исхитрилась уязвить в какое-то особое место — и довольно больно.

Глядя в чистые, полные вопроса глаза Хайди, мне противно вспоминать, что я вычислил ее в Интернете, собрал материал и сфабриковал это якобы интервью.

Трясу ее безвинную ручку, а на деле — тяну в волчье логово.

Перейти на страницу:

Все книги серии Альтернатива

Похожие книги

Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза