Читаем Клуб для джентльменов полностью

Проснувшись утром в своей кровати, тазик для мытья посуды — последнее, что вы ожидаете увидеть. На полу в спальне ему решительно не место. Тем не менее вот он, на полу — привет, посудный тазик! — сверкает серой пластмассовой улыбкой. И что в тебе, родненький? Полотенце скомканное и чья-то блевотина. Ага, память возвращается. Блевотинка невинного вида, почти прозрачная, как яичный белок. Такую производит уже хорошо очистившийся желудок, когда решает напоследок освободиться. От густого желудочного сока — концентрированная кислота! — во рту убийственный вкус. Хуже чистого уксуса. Моя школьная подружка страдала булимией, и блевать ей было что другому носом шмыгать. Так она жаловалась, что именно этот блевотный последыш изгрыз ее зубы за считанные месяцы. Теперь, смакуя уксус во рту, я вполне ей верю.

Со сна на макушке прозрачной желудочной эякуляции мне видится белая таблеточка, которую вчера сунула Удача. Словно желудок, найдя ее в какой-то из своих складок, последним усилием выплюнул непереваренную таблетулю к чертовой матери — мол, а Удача как сюда влетела?

Может, я брежу, а? Может, у меня жар?.. Лоб горит, и я только смутно вспоминаю вчерашний день. Там был журналист с надменной физией. Ну да, и я прямо на него… О Господи, зачем он сунул мне в нос пачку этих вонючих сигарет! Еще карточку свою дал — оклемаюсь, надо бы ему позвонить, извиниться… Но что было потом? Помню, много народа вокруг меня суетилось, и куда-то я ковыляла, опираясь на какую-то девушку. Но куда я ковыляла? То ли в раздевалку, то ли в кабинет Терри. Но это два очень непохожих места… Словом, где-то я очухивалась, потом кто-то довез меня домой на такси, но кто? Не помню даже, мужчина или женщина. Водитель остановил машину у моего дома и спросил: «Что, не полегчало, красавица? Дойдешь сама-то?» И тот, кто был со мной — он, она? — ответил: «Ничего, доплетется как-нибудь. Не трогайте ее. Поехали!» А я присела на тротуар, еще чуток поблевала, потом встала и поплелась к себе — как-нибудь, как-нибудь… Доплелась… очевидно.

Меня всю трясет. Я уползаю под перину и сворачиваюсь клубком, чтобы согреться. Клубком не очень получается — из-за зверских резей в истерзанном желудке. Выставляю голову на лютый мороз, тут же натаскиваю на нее подушку — и, полузадохшаяся, засыпаю.


Просыпаюсь от зова мобильника из глубин сумочки. Лежу носом в матрас, подушка на затылке. От такого сна на поправку не идут. Ощущение — теперь уже окончательно помираю. Телефон в сумочке надрывается… Пусть. Кому нужно — наговорит автоответчику. В десять приемов, с долгими передышками, я сажусь на край кровати и таращусь на часы.

11:58.

Нет, уже 11:59.

В квартире тихо, как в гробу. Электронные часы не тикают.

Судя по свету, который пробивается в щель между занавесками, на улице еще один прекрасный летний день. Пыль танцует в луче солнца. И в комнате наверняка жарко. А меня снова начинает трясти озноб.

На четвереньках я доползаю до сумочки, которая на журнальном столике, выуживаю из нее сотовый и еще медленнее ползу обратно.

В постели, с головой зарывшись под перину, я слушаю сообщение автоответчика. Под периной темно и душно, и я ощущаю себя кротихой. Кротихой с сотовым телефоном. Кротихой, которая мается от того, что переела червяков.

Надеюсь, что звонила мама. Потому что должна же мать чувствовать, когда ее дочери совсем хреново! Инстинкт. Но нет, голос Сони.

Говоря, она посасывает сигарету, и интонация у нее устрашающе нормальная, словно всё в мире катится по тем же спокойным рельсам, и одна я, неслышно и невидно, пошла под откос.

— Привет, дорогуша, — ласково говорит Соня моему автоответчику. — Надеюсь, с тобой все в порядке. Слышала про злоключение с водным мотоциклом. Надеюсь, все кости целы… — Я сердито фыркаю. — У меня для тебя новость. Помнишь вчерашний кастинг в редакции? Так вот я им звонила, и ребята в полном восторге…

Тут я затаиваю дыхание.

— …но возьмут они все-таки другую девушку.

Я вздыхаю так тяжело, что чуть не сдуваю с себя перину.

— Ничего, дорогуша, ты слишком не огорчайся. В конце концов, это только первый твой кастинг. Их впереди еще миллион… хотя именно в данный момент я тебе, к сожалению, ничего предложить не могу. Короче, не переживай и спокойно занимайся своими делами — у меня всё под контролем, я о тебе думаю и забочусь. Всё будет о’кей, жди звонка.

У меня большой соблазн запустить сотовым в стену — проклятый телефон в последнее время приносит только дурные известия! Вместо этого я бессильно закрываю глаза и пытаюсь заснуть…


Когда я опять просыпаюсь, снова звонит телефон. Подушка теперь рядом с моей головой, и в моей голове немного яснее. Я надеюсь, что это наконец-то мама…

Увы, на экранчике высвечивается «Питерзавец» — так я однажды его записала.

Беря сотовый в руки, я думаю: что-то он мне теперь скажет?

— Ангелочек? — слышу в трубке. Голос как ни в чем не бывало. Только с ноткой осторожного вопроса.

— Да.

— Как наш стойкий оловянный солдатик — крепко стоит? Мы так переволновались за тебя вчера вечером!

Перейти на страницу:

Все книги серии Альтернатива

Похожие книги

Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза