Читаем Клуб для джентльменов полностью

— Сейчас не время для того, чтобы всё открылось, — говорит он.

— Еще не время, — вставляю я с ядовитой улыбкой.

Он косится на меня, пытаясь понять выражение моего лица.

— Да, еще не время!

Повисает молчание. Моя квартирка теперь кажется убийственно тесной — в этой норке нет места сразу двум зверькам. Питер выхватывает из кармана складной сотовый, распахивает его и прикладывает к уху.

— Джон, ты на месте? — говорит он в трубку. — Мы едем. — Потом поворачивается ко мне: — Увы, ангелочек. Должен спешить. Дела в клубе.

— Проверять, как работают инвестиции? — говорю я, кривя рот. Еще не досказав предложения, я жалею, что его начала. Это просто камень, который бросают вдогонку — в сердцах, от бессилия, без надежды попасть в спину.

— Ну, можно и так сформулировать… при желании.

После того, как он уходит, я вдруг осознаю, что он так и не поинтересовался, почему мне сделалось дурно в клубе вчера вечером. И как прошел мой кастинг.

Глава одиннадцатая

— ПРОКЛЯТИЕ!!!

Я в такой ярости, что мне плевать на уродливую вмятину, которую диктофон оставил в стене. И ошметки моего старого друга на полу пусть валяются где валяются. Быть может, оно и к лучшему — все равно я собирался купить новый. А стену залатаю: немного шпаклевки, мазну пару раз краской — заживет как на собаке. Впрочем, давно пора сделать косметический ремонт: с тех пор как Джордж — так я звал свою подругу — выпорхнула из моей жизни, я гадостным образом запустил квартиру.

Но та моя часть, которая знает меня лучше, подсказывает: всё останется как есть.

Сушилка для полотенец, покалеченная в незапамятные времена, так и висит на одном шурупе.

В чуланчике по сию пору нет лампочки, потому что я вывернул ее — заменить перегоревшую в спальне — и третий месяц всё иду и иду в магазин электротоваров за новой…

А почини я своевременно крышку диктофона, Хайдина рвотина не смогла бы проникнуть внутрь и сожрать бесценную для меня пленку!

Но та моя часть, которая про меня настоящего ничего не знает и знать не хочет, продолжает бесноваться:

— ПРОКЛЯТИЕ!!!

Несмотря на шум и гам ресторана, мой ныне покойный старичок справился с задачей, и запись вышла вполне приличной: я имел на пленке ответы на все мои жутко умные вопросы.

А теперь вместо интервью с Вегас я имею одно горькое похмелье.

Ни вопросов, ни ответов я, конечно, не помню. Какой разумный человек запоминает подобную херню — особенно между двумя пьянками!

Поутру, только проснувшись, я с ужасом припомнил мои бесстрашные хмельные попытки восстановить ущерб, нанесенный диктофону. Я кинулся к столу. Там развинченная машинка и непотребно распотрошенная кассета. Я что-то резал, что-то склеивал… Результат чудовищный. Может, на трезвую голову я бы действительно кое-что спас. Но этот шанс я просрал необратимо. В сердцах я запустил диктофоном в стену.

В третий раз всё во мне ревёт:

— ПРОКЛЯТИЕ!!!

Интервью с Вегас мне нужно как воздух. В данный момент продать его — моя единственная возможность по-быстрому получить деньги, расплатиться с долгом и избавить себя от дамоклова тостера, висящего над моей рукой. То есть я хотел сказать — избавить себя от Куперова меча над головой.

Коротышка уже послал мне текстик с напоминанием. Неприятный такой текстик.

Словом, очень похоже на тот момент в фильме, когда герой, припертый к стене, идет на самые крайние меры.

Я беру свою записную книжку со стенографическими пометами во время интервью.

«Молчание ягнят по поводу возвращения людоеда».

«Зайчики с крутыми попками».

«Убийцы-пофигийцы».

«Перевернись в гробу и пой».

Ничего, кроме того дерьма, которое мелькало у меня в голове во время интервью.

Ты просто клоун, Гриэл. Долбаный клоун!

Добрую минуту я стою посреди комнаты в одних трусах. С почти прямоугольным синяком на груди — где в нежную Гриэлову плоть был вмят диктофон. Синяк прямо напротив сердца — как зримый образ его разбитости.

Потом я бегу к двери — просмотреть почту. А вдруг там гонорарище за какую-то статью, про которую я давно забыл… Размечтался, дружок!

В почте только толстые конверты с компакт-дисками на рецензию. Счет за горячую воду. Рекламная дребедень. И открытка на имя миссис X. Шарки.

Тоже рекламная дребедень. От «Ланком». Их компьютер лупит эти «очень личные» послания прямо по адресной книге.

Вернувшись к себе, достаю из НЗ кокаин; на одну понюшку хватит. Ублажив нос, я радую глотку хорошим глотком водки и набираю номер Дженни — цепного пса сучки Вегас.

— Дженни, привет, — говорю я кокетливо. — Это Гриэл Шарки. Помните — вчерашний журналист? Как ваши дела?

Опохмел делает свое благое дело. Я расцветаю на глазах. Вижу себя в зеркале шкафа — и подмигиваю самому себе: не робей, старина, прорвемся!

— А, Гриэл! Привет, привет. Я собиралась сама позвонить вам попозже. Узнать, не нужно ли вам еще чего для статьи. Всё в порядке?

— Не совсем. Похоже, мне нужен дополнительный разговор с Вегас. Скажем, прямо сегодня. Достаточно просто телефонной беседы.

Дженни хохочет так однозначно, что я тут же выдаю вышесказанное за шутку. Мы смеемся вместе.

Я захожу с другой стороны:

Перейти на страницу:

Все книги серии Альтернатива

Похожие книги

Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза