КЛУБ ЛЮБИТЕЛЕЙ ФАНТАСТИКИ, 2021

«Путь, которым шёл пароход, был древней дорогой человечества из дубовых аттических рощ в тёмные гиперборейские страны. Его назвали Геллеспонтом в память несчастной Геллы, упавшей в море с золотого барана, на котором она вместе с братом бежала от гнева мачехи на восток. Несомненно, о мачехе и баране выдумали пелазги, пастухи, бродившие со стадами по ущельям Арголиды. Со скалистых побережий они глядели на море и видели паруса и корабли странных очертаний. В них плыли низенькие, жирные, большеносые люди. Они везли медное оружие, золотые украшения и ткани, пёстрые, как цветы. Их обитые медью корабли бросали якорь у девственных берегов, и тогда к морю спускались со стадами пелазги, рослые, с белой кожей и голубыми глазами. Их деды ещё помнили ледниковые равнины, бег оленей лунной ночью и пещеры, украшенные изображениями мамонтов. Пелазги обменивали на металлическое оружие животных, шерсть, сыр, вяленую рыбу. Они дивились на высокие корабли, украшенные на носу и корме медными гребнями. Из какой земли плыли эти низенькие, носатые купцы? Быть может, знали тогда, да забыли. Спустя много веков ходило предание, будто бы видели пастухи, как мимо берегов Эллады проносились гонимые огненной бурей корабли с истерзанными парусами, и пловцы в них поднимали руки в отчаянии, и будто бы в те времена страна меди и золота погибла.»

«Гонимые огненной бурей корабли с истерзанными парусами.»

Вот оно (для меня) предчувствие «Аэлиты» (подзаголовок «Закат Марса») — фантастического романа, впервые явленного читателям на страницах боевого советского журнала «Красная новь» (Петроград) в 1922 году. А потом (для меня) — и «Детство Никиты», и «Ибикус», и «Сёстры», и «Гиперболоид инженера Гарина», наконец, «Пётр Первый»; в каждой из этих книг ждало меня Открытие. Как хорошо, думал я, что писатель Алексей Толстой вернулся в Россию из эмиграции. (Позже в воспоминаниях сына Алексея Николаевича — Дмитрия — я наткнулся и на такую вот причину возвращения: «Мама (Наталья Крандиевская, третья жена Толстого) рассказывала, что стало последней каплей в их решении вернуться (из эмиграции. — Г. П.). Мой брат Никита, которому было года четыре, как-то с французским акцентом спросил: «Мама, а что такое сугроооб?» Отец вдруг осёкся, а потом сказал: «Ты только посмотри. Он никогда не будет знать, что такое сугроб…»

Но впервые читая «Аэлиту», я ещё ничего не знал об её авторе.

Зато инженер Лось мне сразу понравился. Я мечтал жить среди таких людей — мечтательных, но умеющих добиваться цели. Луна над станцией Тайга, где я жил, ничем не уступала Луне гамбургской или парижской, красная планета Марс тоже была мне известна, поскольку я уже с увлечением читал научно-популярные книжки Воронцова-Вельяминова, Тихова, Лоуэлла, Скиапарелли, и был осведомлён о том, том, что Марс опутан сложной системой каналов. Наверно поэтому без особого удивления читал я о том, что где-то в Петрограде на улице Красных Зорь появилось странное объявление — небольшой, серой бумаги листок, прибитый, а скорее, приклеенный к облупленной стене какого-то пустынного дома. «Корреспондент американской газеты Арчибальд Скайльс, проходя мимо, увидел стоявшую перед объявлением босую молодую женщину в ситцевом опрятном платье; она читала, шевеля губами. Усталое и милое лицо её не выражало удивления, — глаза были равнодушные, синие, с сумасшедшинкой. Она завела прядь волнистых волос за ухо, подняла с тротуара корзину с зеленью и пошла через улицу».

Но объявление заслуживало большего внимания.

«Скайльс, любопытствуя, прочёл его, придвинулся ближе, провёл рукой по глазам, прочёл ещё раз. «Инженер М. С. Лось приглашает желающих лететь с ним 18 августа на планету Марс явиться для личных переговоров от 6 до 8 вечера. Ждановская набережная, дом 11, во дворе».

Я бы бросил всё и явился.

Уверен, в тот же день бы явился.

Но героев Алексея Толстого давно уже отделяла от меня прозрачная, невидимая, но абсолютно непроницаемая стена — времени. Не дотянешься, не коснёшься. хотя Толстой любую деталь умел подавать в высшей степени убедительно.

Вот марсианин: человекообразное существо, сидящее в седле летательного аппарата. Вот два подвижных крыла — на уровне плеч. Вот крутящийся теневой диск, видимо — воздушный винт. Описываемый летательный аппарат вдруг «нырнул и пошёл у самой пашни — одно крыло вниз, другое вверх. Показалась голова марсианина в шапке — яйцом, с длинным козырьком. На глазах — очки. Лицо кирпичного цвета, узкое, сморщенное, с острым носом. Он разевал большой рот и пищал что-то. Часто-часто замахал крыльями, снизился, побежал по пашне и соскочил с седла шагах в тридцати от людей». Дальше — больше. «Марсианин был как человек среднего роста, одет в жёлтую широкую куртку. Сухие ноги его, выше колен, туго обмотаны. Он сердито указывал на поваленные кактусы. Но когда Лось и Гусев двинулись к нему, живо вскочил в седло, погрозил оттуда длинным пальцем, взлетел, почти без разбега, и сейчас же опять сел и продолжал кричать писклявым, тонким голосом, указывая на поломанные растения.»